Кое-как ковыляя среди камней и разбитых стекол, Франка пыталась отыскать Хана. Пройдя лишь несколько шагов, она насчитала семерых раненых; некоторым оторвало руки или ноги, других придавило обломками зданий. Опять раздался свист летящих бомб, уже дальше. Бомбардировщики ушли вперед, но это не значило, что они не вернутся. Нужно добраться до убежища. Стоять на открытом месте смертельно опасно.
Увидев Хана, Франка вскрикнула. Ученый лежал на другой стороне улицы в темно-красной луже. Она побрела к нему. Со всех сторон к ней тянулись руки раненых, звавших на помощь. Она заставила себя пройти мимо. Внутренний голос твердил, что прежде всего – дело.
– Хан! – позвала она.
Ей показалось, будто в голове у нее звучит эхо, как в глубокой пустой пещере. Опять раздалось несколько взрывов подряд, и Франка припала к Хану. Мимо бежали люди. Какой-то молодой человек крикнул ей, чтобы убегала, и даже попытался утащить. Франка его оттолкнула.
Хан открыл глаза и приподнял голову. Изо рта у него текли струйки крови. Он закашлялся, поднял глаза на Франку. Одежда была в крови, и красная лужа быстро расползалась. Глаза его молили о помощи, но Франка знала: тут уже ничего не сделаешь. На ногах у него лежала каменная глыба. Франке хотелось бросить все и бежать. Она вспомнила про Джона.
– Доктор Хан, где пленка?
Он моргнул и пробормотал что-то неразборчивое.
– Не позволяйте, чтобы ваши исследования погибли вместе с вами. Вы сами сказали, нацисты не в состоянии оценить ваши разработки. Пусть ваше дело закончат американцы.
Ученый молча смотрел на нее.
– Где пленка? Позвольте мне спасти то, чему вы посвятили жизнь.
Хан попытался перевернуться, хотел сдвинуть обломок с ног. Франка подползла и попробовала приподнять камень. Ничего не вышло, и Хан, смирившись с судьбой, откинулся на спину. Дыхание у него ослабло, лицо посерело. Счет шел на секунды.
– Доктор Хан! Не дайте, чтобы ваши труды достались нацистам. Пусть лучше американцы обратят их на доброе дело.
Хан скривил губы в зловещей улыбке.
– Такое, как сегодня? Вы вообще знаете, над чем я работаю?
– Над расщеплением ядра? Я в этом не разбираюсь. Знаю только, что ход войны…
– Над бомбой. Самой мощной в истории человечества. Одна такая бомба уничтожит целый город.
– Одна бомба – целый город?
– Тысячи людей сгорят мгновенно.
– Так не отдавайте ее нацистам! Вспомните, как они поступили с вашими друзьями и коллегами-евреями. Подумайте, что они натворят с таким оружием.
Хан прикрыл глаза, а потом опять открыл – видимо, уже в последний раз.
– Пленка у меня дома. Кроненштрассе, четыреста тридцать три. Это недалеко. – Он опять закашлялся. – Пусть доведут работу до конца. Там все данные. Идите сейчас, пока налет не кончился и полицейские в убежище.
– Где она спрятана?
Вдалеке продолжали рваться бомбы. Франка понимала, что пора бежать. Самолеты могут прилететь снова.
– Портрет моей матери. – Голос у Хана слабел. – Найдите…
Его голова запрокинулась, открытые глаза уставились в пустоту.
Вокруг мелькали люди. Не бежали только раненые и Франка. Квартира Хана наверняка под наблюдением. Не зря же он велел идти теперь, когда самолеты союзников сеют над городом смерть. Это единственный шанс выполнить свою миссию, внести вклад в борьбу со злом, которое убило Ганса, и Фреди, и отца.
Несколько ужасных секунд ушло на то, чтобы обшарить карманы трупа. Никто не видел. Франка оставила Хана лежать на земле и побежала вслед за другими; в конце улицы уже виднелся укрепленный вход в убежище. В воздухе клубились пыль и дым. Все еще выли сирены, некоторые здания горели. Улицу устилали мертвые тела. В глаза ей бросилась табличка с названием: «Кроненштрассе». И – никого. Ни полиции, ни солдат, ни гестапо, и вряд ли бывшая супруга Хана сидит у него дома. Такого шанса больше не будет. Она остановилась перевести дух. Волосы были покрыты кровью, сердце бешено колотилось, а спасительное убежище ждало в сотне метров. Что ж, подождет, решила Франка.
Она побежала по Кроненштрассе, высматривая номера. Опять падали бомбы и содрогалась земля. Дымящиеся остовы, совсем недавно бывшие домами, грозили в любой момент обрушиться. «Дело, сделать дело», – твердила про себя Франка. Номер четыреста одиннадцать, четыреста тринадцать… Впереди разорвалась бомба, улицу засыпало стеклом и камнями. Франка бросилась на асфальт, подождала. И тут увидела нужный дом. Она подбежала к чудом уцелевшей стеклянной двери, попробовала один ключ – не тот, второй подошел. Наверх вела мраморная лестница. Рядом – лифт, однако подниматься на лифте слишком опасно. На почтовом ящике с фамилией «Хан» был номер квартиры – 2б. Франка побежала по лестнице; здание вздрогнуло от очередного взрыва. Если она и уцелеет, то лишь случайно. Франка сжалась в комочек, дожидаясь, пока стихнет грохот. Красная, тяжело дышащая, она добралась до квартиры. Ключ повернулся легко – и она вошла. Мелькнула мысль, что жена Хана может все-таки оказаться здесь, но медлить было некогда. Франка вбежала в гостиную, повторяя в уме последние слова Хана.
«Портрет матери… портрет матери…»
Кругом стояли и висели фотографии. Где же здесь его мать? И разве спрячешь пленку в таких маленьких рамках? Увидев закрытую дверь, Франка толкнула ее и оказалась в спальне. На стене висел портрет суровой дамы, одетой по старинной моде. Франка сняла его и положила на кровать.
Заднюю сторону портрета закрывала плотная коричневая бумага, под которой просматривалась какая-то выпуклость. Франка подцепила ее пальцем и оторвала. В верхнем левом углу был приклеен небольшой черный предмет. Наверняка пленка! Франка схватила ее и сунула в карман.
Бомбежка еще не кончилась. Переждав очередной взрыв, Франка выбежала на разрушенную улицу. Мужчина, который несколько минут назад кричал и звал на помощь, лежал мертвый. Франка с трудом отвела от него взгляд. Руку она держала в кармане, вцепившись пальцами в пленку. Двери в убежище были закрыты; Франка принялась стучать кулаком и кричать. Наконец двери открыли, и она, запыхавшаяся, покрытая кровью и грязью, ввалилась внутрь. На нее уставились сотни людей. Рука в кармане словно окаменела.
Шли часы. Бомбежка кончилась. У Франки чесалась голова под бинтами. Санитар, наложивший повязку, заверил, что порез неглубокий; Франка глупенько улыбалась и поддакивала. Сидевший рядом мужчина предложил ей свой плащ. Она отказалась, расспросила дорогу к гостинице, надеясь, что ее не разбомбили.
Интересно, летчики, которые сбрасывают бомбы… понимают ли они, что делают, кого убивают? Можно ли назвать их убийцами, как считает большинство прячущихся в бомбоубежище? Или же вопрос об ответственности за военные преступления решается исключительно победителями? Большая часть преступлений этой войны останется безнаказанной. Победивших будут восхвалять как героев, а их деяния назовут подвигами. Ведь по всему миру улицы, площади, вокзалы носят имена тех, кого вполне можно заклеймить как военных преступников.
