– Надеюсь, вы хорошо выспались.
– Да. Давно уже так не спал. Что думаете насчет нашего вчерашнего разговора?
– Волнуюсь, нервничаю. Вы возлагаете на меня большую ответственность.
– Я бы даже предлагать ничего не стал, будь это дело вам не по силам. Я уверен, что принял верное решение.
Франка села и ждала, пока он доест сыр и остатки позавчерашнего овощного рагу. Она не стала говорить, что на двоих его не хватит. Беседовали о погоде, о предстоящем ей путешествии, о выздоровлении Джона. О его другой жизни, о задании – ни слова. Франка еще ночью себе пообещала не давить на него. Да и идти пора.
В последние два дня снег прекратился, но за предыдущие недели его нападало столько, что автомобиль занесло полностью, и дороги оставались непроезжими. От дыхания шел пар. Яркое солнце не грело, а лишь лило холодный свет на белоснежные луга. Франка надела солнечные очки.
Над Фрайбургом маячила зловещая тень Даниэля Беркеля. Нет, отправляться в родной город слишком опасно. Даже если она не встретит Даниэля, там полно других знакомых, полно людей, которые с радостью окажут помощь гестапо. Медикаменты ей теперь не нужны, а значит, идти в большой город незачем. До Санкт-Петера меньше четырех километров. Городок небольшой, но есть там и продуктовый магазин, и больница. А больше ничего ей сейчас и не нужно. В пути Франка думала о Джоне Линче и его родной Филадельфии – интересно, каково там? Думала и о Рудольфе Хане, о том, что ему скажет.
Никого по пути не встретив, она дошла до магазина. Сняла лыжи, прислонила к стене. Не видя знакомых вокруг, немного успокоилась.
Франка отдала свои и Джона карточки вперемешку, чтобы подделки не бросались в глаза. Продавщица ничего не заметила.
Стараясь не выдать радости, Франка вышла из лавки с рюкзаком, полным самой разной еды. На узких улочках царила мертвая тишина.
В холле больницы сидел подросток с забинтованной рукой. Чуть поодаль – двое молодых людей с повязками на глазах и руках, один в инвалидном кресле, другой на костылях. Война в Германии коснулась всех и каждого. Никому от нее не спастись.
За деревянным столом, заваленным бумагами, сидела бледная пожилая дама. Франка подошла и встала за женщиной с ребенком на руках. Когда подошла ее очередь, регистраторша подняла усталые глаза.
– Мне нужно повидать Мартину Крюгер, медсестру.
– А по какому вопросу?
– Я ее подруга… по личному делу.
– Сестра Крюгер на дежурстве.
– Я только на минуту.
В ответ – какое-то ворчание.
– Может, у нее будет перерыв…
– Ладно, я сейчас. – Регистраторша встала и скрылась за дверью.
Дверь открылась минуты через две, и Мартина с улыбкой бросилась обнимать Франку. Они знали друг друга с детства, познакомились в садике, вместе учились в школе. В Союзе немецких девушек они были в одном отряде. Франка не видела подругу с тридцать девятого года, когда уехала в Мюнхен. Мартина почти не изменилась, была такая же хорошенькая: длинные темные волосы, зеленые глазищи. Дама за столом в упор смотрела на Мартину; та нахмурилась и увела Франку на улицу. Там она закурила и предложила сигарету подруге, но Франка отказалась. Они немного поболтали о семье Мартины – у нее было две дочери, а муж служил во Франции.
Мартине Франка доверяла – не настолько, чтобы просить морфий, но, наверное, пару стареньких костылей она добудет.
– А ты что здесь делаешь? – спросила Мартина.
«Интересно, знает ли она про суд и тюрьму? Скорее всего, да».
– Приехала ознакомиться с завещанием отца.
– Мне так было жалко, когда он погиб! Я в газете прочитала. Поверить не могла.
– Спасибо. В городе, который почти не пострадал, такое кажется немыслимым.
– Бомбежек все больше. Рано или поздно союзники нас всех перебьют.
– Мне даже неловко, – начала Франка, – мы так долго не виделись, а у меня к тебе просьба. Мне нужна помощь.
Мартина закурила вторую сигарету.
– Конечно. Что?
– Я сейчас живу в нашем лесном домике – помнишь?
– Еще бы.
– Я там с другом.
У Мартины загорелись глаза.
– А ты не говорила, что с кем-то встречаешься! У вас с ним серьезно?
– Кажется, да. Он медик, вернулся с фронта. Хотим побыть вместе, пока можно. У нас беда случилась. Он катался на лыжах и сломал ногу, а тут еще заносы…
– Ой, надо же!
– Нелегко нам пришлось. Я ему наложила шины на ноги.
– Ты вроде сказала – сломал ногу?
– Нет, ноги. В смысле – обе.
Сердце у Франки трепыхалось как бешеное. Мартина посерьезнела.
– С ним все хорошо, но он не может передвигаться. Нужны костыли. Я подумала – попрошу у тебя какие-нибудь старые недели на две, пока снег не растаял.
– А не лучше ли показаться врачу? Давай я попрошу…
– Нет, ничего не нужно, только костыли. Я наложила гипс, кости срастаются.
Франка замолчала.
Мартина докурила сигареты и раздавила окурок каблуком. Оглянулась – не видел ли кто?
– И когда они тебе понадобятся?
– Хотелось бы сейчас забрать.
– Подожди несколько минут, я что-нибудь придумаю.
Франка прождала с четверть часа и уже сомневалась, что Мартина вообще придет, когда та появилась, неся пару старых костылей.
– Вполне еще крепкие. Думаю, никто не хватится.
– Спасибо тебе большое, – сказала Франка, забирая костыли. – Для Томми это просто подарок судьбы.
Мартина постояла с подругой еще несколько минут, а потом ей пришлось вернуться к работе. Девушки распрощались. Франка привязала костыли к рюкзаку и пошла домой. Остановившему ее полицейскому сказала, что несет их приятелю-фронтовику. Он не стал задавать вопросов, проверил документы и отпустил.
Франка вернулась, победно размахивая костылями, словно военным трофеем.
Опершись на них, Джон попробовал стянуть тело с кровати. Было трудно, ноги волочились мертвым грузом. И все же теперь его положение стало много лучше. Первое путешествие он совершил на кухню. Франка приготовила обед – суп, хлеб и сыр, – и они накинулись на него, как последний раз в жизни.
После встречи со старой подругой Мартина Крюгер долго и мучительно размышляла. Почему Франка не захотела, чтобы ее приятель показался врачу? Даже если кости срастаются правильно, разве не лучше лишний раз проверить? Эта мысль не покидала Мартину до самого Рождества и последовала за ней в новый, 1944 год. Она никак не могла забыть смущенный взгляд Франки и ее необычную просьбу. Не без некоторого сожаления пошла Мартина в местное отделение гестапо – доносить на подругу. Может, это и пустяк, рассудила она, и, вероятно, Франке нечего скрывать, но пусть лучше с ней разбираются те, кому положено. Мартина старалась отогнать подальше мысли о верности друзьям; в такое время, как теперь, превыше всего – верность фюреру. В конце концов, Франку Гербер уже судили, и рисковать нельзя, нужно думать о своей семье. Сотрудник гестапо полностью согласился с Мартиной – она поступила совершенно правильно.
