– Вы можете меня отвезти в город?
– Нет. И сами вы не доберетесь. Даже я с трудом добиралась, притом что дороги здешние знаю. Я-то здесь всю жизнь ходила. Поймите: на какое-то время нам друг от друга не отделаться. Придется доверять. И, должна заметить, лично я, когда на меня нацелен пистолет, доверять затрудняюсь.
– Ну, во-первых, вам не следовало прятать мое оружие.
– Всего лишь предосторожность. Оно вам и не понадобится.
– Откуда вам знать?
– Хотела бы я вас убить – просто оставила бы на снегу. Вам жить оставалось несколько часов.
Он сдался – Франка поняла по лицу, – то ли подчиняясь логике, то ли от безысходности. Опустил пистолет, прикрыл на секунду глаза.
– Откуда мне знать, что вы говорите правду?
– Будь я агентом союзников, как я могла предвидеть, что вы приземлитесь в этой глуши, в снегах, и вообще в Германии? По-вашему, я сидела в горах и поджидала, пока вы свалитесь мне на голову? Или кто-то другой вас подобрал и привез бесчувственного сюда, чтобы я держала вас в плену?
Вместо ответа он опять прикрыл глаза.
– Думаете, в Германии, кроме агентов гестапо, никого нет? Гестапо так не церемонится. Они своих жертв не уговаривают. Будь я из гестапо, вас давно бы уже пытали.
– Да с чего мне бояться гестапо?
– Тогда почему вы не захотели, чтобы я им сообщила?
Он открыл глаза и собирался заговорить, но Франка не дала.
– Я могу вам помочь. И хочу. Ради вас я потратила целый день на поездку в город. Можно было сходить в ближайшую деревню, только там не купишь морфия. Уберите пистолет и позвольте мне заняться делом. Позже, когда дороги очистят, сдам вас властям – и долечивайтесь в госпитале люфтваффе.
Глядя в пол, он положил пистолет на колени. Голос у него стал слабый, безжизненный.
– Почему вы так для меня стараетесь?
– Потому что я медсестра, а вам нужна помощь.
Или я просто хочу приносить пользу. Хочу делать что-нибудь нужное, хорошее.
– Обо мне не следует сообщать властям. Я сам о себе позабочусь.
– Как скажете, герр Граф. Мне все равно. Считайте, что вы в больничной палате. Я здесь работаю, а куда вы потом пойдете, меня не касается. Так годится?
– Да. Спасибо, фройляйн. – Он как-то сник, лицо стало землистым.
– Пожалуйста. Вы, наверное, страшно проголодались. Вы ведь ничего не ели?
– Я в кухне не был.
– Да там особенно и есть нечего.
Франка глубоко вздохнула. Она так и не узнала, кто он, но этот разговор подождет. Она достала пузырек с морфием, шприц. Пациент молча смотрел, как шприц наполняется прозрачной жидкостью.
– Это избавит вас от болей. Хватит дня на три, затем придется перейти на аспирин. У вас может закружиться голова, будет тошнить, я принесу на всякий случай ведро. И учтите: следующие несколько дней вы останетесь в постели. Вставать вам незачем.
– Я понимаю.
– Вы не заключенный, – сказала Франка, постукивая по шприцу ногтем. – Я вам не враг. Как только дороги очистятся, вы свободны, а захотите – оставайтесь, пока полностью не поправитесь.
– Спасибо.
– Вот как вас теперь уложить обратно?
– Сюда-то дополз. Смогу и вернуться.
– Как вы в кровать заберетесь? Вы же не сможете подняться.
– Справлюсь.
– Я получше придумала.
Она взялась за спинку кресла и нагнула его назад. Ноги пациента оказались на весу; он поморщился и впился зубами себе в кулак. Франка положила руку ему на плечо.
– Простите. Мне нужно уложить вас в кровать, а потом сделать укол.
– Ерунда. Все нормально.
Взявшись за спинку обеими руками, Франка потащила кресло в спальню. Пистолет так и лежал у больного на коленях, Франка не пыталась его забрать. Двигать кресло оказалось труднее, чем она думала; к счастью, до кровати было недалеко. «Капитан» попытался подняться, но не смог, и Франка, продев руки ему под мышки, помогла перевернуться и лечь. Пистолет он сунул под подушку. Франка не возражала. Пусть видит, что ему доверяют. Он лежал на спине и старался не выказывать боли. Франка, прежде чем сделать укол, принесла ему стакан воды.
– Лекарство подействует минут через двадцать, а завтра я наложу вам гипс. Сейчас принесу поесть, пока вас не затошнило.
Он кивнул. Франка улыбнулась и пошла на кухню. Вернулась, неся тарелку со свежим хлебом и сыром. Он мгновенно все съел и откинулся на подушку.
Шел восьмой час.
– Теперь я вас оставлю, постарайтесь отдохнуть и выспаться. А завтра поговорим.
Тогда уж я буду задавать вопросы.
Он закрыл глаза, погружаясь в блаженное забытье. На лице появилась слабая улыбка.
– Доброй ночи, фройляйн.
Франка укрыла его несколькими одеялами и погасила лампу. Дверь запирать не было смысла, раз уж ему удалось ее отпереть. Пистолет он не отдал; придется просто ему верить.
Опять навалилась слабость, с которой Франка боролась целый день, и она побрела на кухню за хлебом и ветчиной. Страшно хотелось спать, но дров осталось катастрофически мало. Закончив скромную трапезу, она собралась с силами, надела шапку, куртку, перчатки и вышла из дому. К счастью, у заднего крыльца был небольшой запас нарубленных дров. На сегодня хватит, а утром придется добывать еще. Теперь это ее забота. Как и все прочее.
Франка легла; ее мысли занимал Даниэль Беркель. Его холодные голубые глаза – последнее, что она видела, погружаясь в сон.
К утру огонь погас, и воздух в доме казался ледяным. От холода спасала только гора одеял. Из маленькой спальни не доносилось ни звука. Голод и необходимость проверить пациента заставили выбраться из постели. Куртка висела у кровати; Франка надела ее прямо на сорочку и приготовила себе завтрак: хлеб, ливерная колбаса, сыр. Ночью снегопад усилился, и машину засыпало полностью.
Следы от саней наконец-то замело, дороги откроются не скоро, ее гостю хватит времени, чтобы немного оправиться. А еще по причине заносов откладывается совершенно ненужный им визит Беркеля. И возможно, когда все подтает, он подумает, что она давно уже в Мюнхене… Наивная мысль! Гестапо никогда ничего не «думает». Необходимо быстрее доделать тайник под полом.
Франка тихонько приоткрыла дверь спальни. Гость еще не проснулся – лежал на спине и похрапывал.
– Ну и спи, – прошептала она. – Это для тебя самое лучшее.
Минуту или две она постояла, прислушиваясь к его дыханию и в надежде опять услышать английскую речь. Ей хотелось подкрепить свои подозрения. Он не сказал ни слова – ни по-английски, ни по-немецки. И Франка ушла. Нужно было срочно заняться дровами.
