Матвей прислушался к себе и с удивлением понял, что у него почти ничего не болит и в тело вернулись силы.
– Ты и правда живой! – прозвучал рядом детский голос. – А я мамке не верил, думал, она мертвяка с болота притащила!
– Кто твоя мать? – спросил Матвей, с трудом шевеля спекшимися губами.
– Мамка-то? – Мальчик криво, горько усмехнулся. – Люди говорят – ведьма!
Он посерьезнел и проговорил неохотно:
– Люди нас не любят. Оттого нам и пришлось сюда уйти, на это болото. Здесь нас никто не тронет, здесь нас защитит Священное Древо. Так мамка говорит, – спохватился он, – а я так думаю, что Священное Древо тут ни при чем, не Древо нас защищает, а само болото. Через него мало кто может пройти. А если кто и пройдет, он по дороге растеряет всю свою злость.
– Вы вельсы, – сказал Матвей уверенно.
– Мамка не велела в этом признаваться, – мальчик понизил голос, – люди нас и без того не любят.
– Меня ты можешь не бояться. Я тоже вельс. Мы древний народ, запомни это. Мы жили здесь, когда других народов еще не было. Мы многому научили другие народы.
– Отчего же нас не любят?
– Оттого и не любят, что мы не такие, как все. Люди не любят других, не любят непохожих.
– Я не хочу быть непохожим!
– Когда вырастешь, ты поймешь, что быть непохожим на других вовсе не плохо.
– Вот и мамка так говорит…
– А где твоя мама?
– Она пошла на болото собирать травы. Она собирает травы и готовит из них всякие снадобья. Чтобы лечить людей, чтобы лечить коров. Люди, которым нужны ее снадобья, приходят, приносят хлеб, соль, рыбу. Все остальное мамка собирает на болоте. А еще у нас есть коза, она дает молоко. Так мы и живем.
Мальчик прислушался к чему-то, сперва насторожился, затем успокоился:
– А вот и мамка возвращается.
Дверь хижины тихонько скрипнула и открылась, внутри стало светлее.
На пороге появилась прежняя женщина. На этот раз Матвей лучше разглядел ее. Высокие скулы, широко расставленные глаза – карие, с тонким желтым ободком вокруг зрачка.
– Валита, – приветствовала она его на вельском языке. – Тебе стало лучше.
Это был не вопрос, а утверждение.
– Да, мне гораздо лучше. Спасибо тебе.
– Не меня благодари. Благодари Священное Древо. И это болото – оно дало мне те травы, которые вернули тебе силы. А теперь тебе нужно поесть.
И Матвей действительно почувствовал голод.
Женщина поднесла к его губам грубую глиняную миску, в которой было какое-то густое ароматное варево, зачерпнула его деревянной ложкой.
– Я сам! – проговорил Матвей. – Я не младенец!
Он попытался взять у нее ложку, но едва не уронил ее: в руке еще не было силы.
– Все мужчины как дети! – усмехнулась женщина. – Ешь, скоро ты станешь сильным, как прежде!
Он поел, она убрала миску и спросила, посерьезнев:
– А теперь скажи, что ты делал на болоте? Сюда никто не приходит просто так.
Матвей быстро, подозрительно взглянул на нее, встретил прямой и открытый взгляд, увидел желтые ободки вокруг зрачков – и неожиданно для себя заговорил.
Он рассказал ей о той святыне, которую доверили ему вельские старцы, о грабителях, от которых убегал через лес, о том, как попал на болото, как вышел к Священному Древу, как просил его о помощи…
– Священное Древо помогло тебе! – проговорила женщина взволнованно. – Оно всегда помогает.
– Те люди не нашли меня, они потеряли мой след…
– Они не нашли тебя. Думаю, они нашли свою смерть. Болото поглотило их.
– Но за ними придут другие! – заволновался Матвей. – Они не оставят меня в покое, пока не заполучат свое… то есть не свое, а наше! Я должен сберечь то, что доверили мне старцы!
От волнения у него заныла рана, забилась в голове тупая, настойчивая боль. Женщина посерьезнела, провела легкой рукой по его лицу, проговорила тихим, ласковым голосом, как говорят с ребенком:
– Не беспокойся, не горячись. Сначала тебе нужно выздороветь, потом будешь думать о другом. Выпей еще вот это снадобье и немного поспи…
И снова она поднесла к его губам грубый деревянный ковш, и снова Матвей почувствовал запах тайных ночных цветов и вспомнил свое детство.
Он вспомнил, как дед приводил его ночью в лес и показывал те удивительные цветы.
– Посмотри, Матвейка! – говорил дед, опускаясь на колени. – Посмотри на этот цветок! Все другие цветы раскрываются днем, навстречу солнцу – а этот открывает свою красоту только ночью. Его видит только ночное солнце…
– Ночное солнце? – удивленно переспросил Матвей. – Разве есть такое – ночное солнце?
– Есть! – уверенно проговорил дед. – Оно светит тем, для кого ночь – главное время…
– Тем, кто уже умер? – догадался Матвей, и дед закивал, и легкая мудрая улыбка расцвела на его лице.
– Дедушка, но ведь ты тоже умер! – вспомнил Матвей, и суеверный страх шевельнулся в его сердце. – Ты ведь умер уже очень давно! Много лет назад!
– Ну да, умер, – ответил дед спокойно. – И что с того? Те, кто жил в согласии с природой, те, кто не отяготил свою душу злобой и предательством, и после смерти остаются рядом с теми, кого любили. Только им светит не то солнце, которое видят живые. Им – нам – светит ночное солнце.
Он немного помолчал, а потом добавил:
– Я буду иногда приходить к тебе, буду помогать, когда это понадобится. Только не забывай меня!
– Не забуду, – пообещал Матвей и проснулся.
Вернувшись домой, Надежда застала перед подъездом Антонину Васильевну. Собственно, в этом не было ничего удивительного, как уже говорилось, все свободное время, а его было у соседки очень много, Антонина проводила на боевом посту возле подъезда. Или на балконе, откуда она могла просматривать всю окрестную территорию. Или дома перед телевизором.
Но по телевизору в последнее время программы показывали неинтересные, какие-то плохо одетые и отвратительно воспитанные люди там кричали, ссорились, обзывали друг друга неприличными словами и даже иногда дрались, чего Антонина Васильевна категорически не одобряла. Так что она все больше времени проводила на улице, тем более лето, погода хорошая.
Удивилась Надежда несвойственному выражению смущенной озабоченности на лице соседки.
– Надя, – сказала та, – вот хочу с тобой посоветоваться. – Она замялась. – Понимаешь, как-то мне неприятно, что у Дроздаевых в квартире грабители побывали.
– Так вы же ни в чем не виноваты! – отмахнулась Надежда.
Она устала, хотела есть и позвонить мужу, чтобы поставить вопрос ребром: когда он, наконец, вернется домой? Что-то он там, в Подмосковье, загостился.
