— Учитывая орудие убийства, можно предположить, что преступление не было заранее подготовлено — схватили первое, что пришло под руку. Словом, звезданули при аффектации… Такое чаще всего не без участия женщины происходит. Но вот кто и зачем стал колоть бессоновских клиентов булавками — ума не приложу. Это уж совсем какая-то гофмановщина.
— Бессонов кем-то очень напуган, — поделился мыслями Ардов. — Похоже, кто-то его шантажирует.
— Думаете, хромой и есть убийца?
— Мне надо еще кое-что выяснить, — уклончиво ответил Илья Алексеевич.
В архиве стоял полумрак. В косом столбце света от единственного зарешеченного окна под потолком плавали пылинки. Помимо бертильонажной картотеки, представлявшей собой целую стену выдвижных ящиков с бирками, в подвале имелись многочисленные стеллажи и шкафы, туго набитые архивными делами. Похоже, бумаги здесь не разбирали с самого их помещения — только добавляли новые связки.
— Это старые расследования? — уточнил Ардов.
— Они, — отозвался Жарков, зажигая спичку.
Пока Петр Палыч заправлял керосинку и настраивал фитиль, Илья Алексеевич успел прошмыгнуть по рядам и отыскать полку с делами четырехлетней давности. Не удержавшись, он выдернул несколько папок и с трудом различил надписи на обложках: «Объ убійствѣ актрисы Семилуковой», «Объ избіеніи почтмейстера Рябкина», «О присвоеніи бѣлья»…
— Илья Алексеевич, — наконец подал голос Жарков. — Где вы там? Давайте ваши данные.
— У меня нет, — поспешив к ящикам картотеки, признался Ардов.
Жарков обернул к нему удивленный взгляд.
— «Римская комната»?
Илья Алексеевич кивнул, сделал несколько судорожных глотков и закрыл глаза. Он вышел из шляпного салона мадам Дефонтель, обернулся налево и отправился к афишной тумбе, у которой хромой мошенник отчитывал сипловатым голосом растерянного прохожего.
— Что же теперь прикажете дарить господину судебному приставу по случаю тезоименитства? — гундосил он. — Или мне по вашей милости отдать их высокоблагородию эти вот черепки — в знак, так сказать, искренности имевшихся намерений?..
Хромой пнул ногой коробку и замер по воле Ильи Алексеевича.
— Рост пять футов и четыре дюйма, — объявил сыскной агент.
Жарков зрительно выделил секцию ящиков, на бирках которых первое значение совпадало с указанным параметром.
— Голова? — спросил он.
Ардов обернул вокруг лба мошенника портновскую ленту и заметил деление:
— Окружность — один и восемь.
— Длина?
Ардов мысленно приставил к голове воображаемый кронциркуль от мочки уха до макушки и огласил значение. Постепенно Илья Алексеевич определил все четырнадцать параметров, в результате чего в руках у Жаркова осталось не более двух десятков карточек. Перебрать их в поисках нужной не составило труда. Хромым с означенными данными оказался только один — Ахрим Копыто, он же Сеня Гундяй, он же Колпаков. Среди подельников значился карманник Серафим Пипочка.
Глава 36
В участке. Преступление в театре
Вернувшись в приемный зал, Жарков и Ардов отметили оживление. Народу значительно поприбавилось: городовые тащили беспаспортных крестьян, торговцы с Сенного явились с жалобами на покражи, какая-то крестьянка просила Облаухова арестовать продавца воздушных шаров за то, что шар улетел с ее деньгами.
— Как они к шару-то пристали? — недоумевал чиновник.
— Сама к нитке привязала.
— Зачем?
— Чтоб сохранней были.
Облаухов закатил глаза к потолку: даже он иногда приходил в растерянность от человеческой глупости.
— Полюбуйся, Константин Эдуардович, какой фрукт!
Свинцов затащил в участок и с силой вдавил в стул субтильного студентика с наглыми глазами.
— Чем отличился? — откликнулся Облаухов.
— Кости вчера кидал.
Константин Эдуардович едва сумел скрыть недоумение. День явно обещал неожиданности.
— Какие кости? — аккуратно поинтересовался он.
— Обыкновенные, куриные! — продолжал кипятиться Свинцов, выискивая в ящиках стола бланки для составления протокола.
Облаухов покосился на студента: тот продолжал похабно ухмыляться на манер революционера. Возможно, он был пьян.
— В кого? — начал расследование Константин Эдуардович.
— В крыс! — с еще большим чувством рыкнул околоточный.
— Что же тут противоправного, Иван Данилыч? — не выдержал чиновник.
— Так где кидал-то? — отвлекся от поисков Мальцев. — В театре кидал! Устроился, падла, на балконе, и ну всякую дрянь в балет метать!..
— Он что же, в артистов балета кости кидал? — вступил Жарков, возвращая Облаухову ключ от картотеки.
— Ну! Они там крысами наряжаются. Балет там про куклу — орехи колет.
— «Щелкунчик»? — догадался Ардов.
— Угу, «Щелкунчик». Артистке Афанасьевой глаз поранил.
Свинцов с силой тряхнул студента.
— Ты где, гнида, кости взял?!
Илья Алексеевич позволил себе отвлечь околоточного, чтобы узнать, нет ли возможности как-то разыскать и доставить в участок для беседы одного господина.
— Пипка? — чуть ли не обрадовался Свинцов. — Отчего же нельзя! Это ж как раз наш, спасский, он на Сенном рынке, по обыкновению, промышляет. Если, конечно, уже не отправился на московские гастроли по случаю коронования Его Императорского Величества.
Свинцов затолкал наглого студента в кутузку и отправился выполнять поручение господина сыскного агента.
К Ардову подошел Спасский.
— Илья Алексеевич, — робко начал письмоводитель после приветствия. — Если вам понадобится и моя какая-то помощь — прошу располагать.
Ардов на мгновение задумался.
— Андрей Андреич, а не могли бы вы раздобыть к вечеру военную форму?
— В каком звании? — мгновенно отозвался Спасский.
— Штабс-капитана.
— Какой размер изволите?
— На вас.
— Будет исполнено, Илья Алексеевич! — со всей серьезностью заверил Андрей Андреевич и удалился в общий зал.
Ардов бросил на язык пилюльку и, рассосав, поспешил на улицу.
Глава 37
Арандхати Силантьевна
Оказалось, что господин генерал еще не вернулся с обедни, и лакей предложил Ардову обождать их высокопревосходительство в гостиной. Илья Алексеевич разглядывал на стене богатую коллекцию холодного оружия от каких-то допотопных булав и кистеней до последней модификации ружейного штыка, когда в комнату ворвалась молодящаяся женщина в индийских покрывалах c жемчугом в волосах и протянула руку в браслетах.
