— Определенней смогу сказать после вскрытия, — проговорил Жарков.
— Ну, хорошо, — кивнул пристав и поспешил к выходу.
Достав из кармана кисет, Свинцов принялся набивать трубку.
— Оскар Вильгельмович, — обратился он к старшему помощнику с заговорщицким видом. — Не выступить ли нам зачинателями этого спасательного метода в Петербурге?
Фон Штайндлер обратил на квартального недоуменный взор.
— Получим у англичан патент, заживем, — продолжил Иван Данилович. — Если с каждого спасенного утопленника по рублю брать, может вполне сносная полечка станцеваться.
Фон Штайндлер фыркнул.
— Петр Палыч, ты как мыслишь? — обернулся Свинцов к Жаркову, выпустив в потолок струйку сизого дыма.
— Надо бы для начала узнать, каким сортом дуть, — поделился мнением криминалист.
Квартальный взглянул на свой кисет.
— У меня «Дюшес» — по сорок копеек за четверть фунта. Как думаешь, подойдет?
— Нам английская метода не подходит, — наконец заключил Оскар Вильгельмович. — У нас модус вивенди другой.
Вдруг раздался звук пука. Фон Штайндлер насторожился и с осуждением посмотрел на Свинцова. Тот взглянул сначала на трубку, потом на утопленника.
— Неужто ожил? — неподдельно удивился квартальный.
Глава 22
Нотариус Богданов
Дверь в квартиру Мармонтовых-Пекарских на втором этаже доходного дома на Крюковом канале была приоткрыта. В гостиной Ардов застал лысоватого господина грушевидной формы с нафабренными усиками на розовых полных щечках и живыми глазками-бусинками. Он сидел за выдвинутой крышкой королевского бюро с опустошенными ящиками и сосредоточенно сортировал бумаги покойного. Ключик торчал в скважине откинутой цилиндрической крышки.
— Ну сколько можно ждать?! — воскликнул господинчик повелительно-капризно, бросив на вошедшего быстрый взгляд.
Он легко встал, подошел к Ардову и протянул конверт.
— Скажете Самсонову, что это новое завещание.
Илья Алексеевич замешкался, и господин счел, что требуются дополнительные разъяснения:
— А старое, стало быть, пусть уберет. Оно недействительно. Деньги я ему сам завезу.
Ардов продолжал пребывать в замешательстве.
— Что? Что вы стоите? — недовольно проговорил господин. — Вы от Самсонова?
— Я агент сыскного отделения Ардов, — наконец представился Илья Алексеевич.
— О, господи! — воскликнул мужчина и пошатнулся, едва не хлопнувшись в обморок.
Ардову даже пришлось его поддержать и проводить до дивана.
— Виноват, — лепетал грушевидный господин, потирая грудь в области сердца. — Прошу прощения. Перепутал. Ждал мальчишку из конторы… Очень, очень приятно.
Он вдруг вскочил и тряхнул головой в поклоне.
— Богданов. Нотариус и друг усопшего.
Илья Алексеевич опять усадил господина на диван.
— Ах, какая неловкость… — продолжал бормотать Богданов, промакивая вспотевшую лысину.
Перехватив взгляд Ардова, направленный на стопки бумаг, нотариус поспешил заметить:
— Вы не подумайте, у нас все бумаги в порядке.
Илья Алексеевич припомнил, как в прозекторской Жарков выкладывал на поднос вещи из карманов Мармонтова-Пекарского. Среди прочего был там и миниатюрный ключик с костяным брелоком в виде кабанчика.
— Насколько мне известно, Виктор Иудович держал ключик от бюро при себе…
— А? — Богданов опять бросил взгляд на выпотрошенное бюро. — Супруга! У Агнессы Витольдовны были запасные.
— Понимаю. А где она сама?
— Будет с минуты на минуту. — Они с моей супругой, Александрой Львовной, заняты приготовлениями… Сами понимаете, такое горе — столько хлопот. Изволите обождать?
Нотариус, казалось, уже совершенно пришел в себя. Он вскочил и предложил Ардову стул у круглого стола на резных ножках. Тот сел и окинул взглядом гостиную, обставленную богато, но безвкусно. Богданов примостился рядом.
— Вы знали покойного? — спросил Илья Алексеевич.
— Да! — с готовностью кивнул нотариус. — Виктор Иудович был редчайшей души человек. Редчайшей. Добрый, отзывчивый…
Привычный вкус миндаля и чернослива разлился по языку.
— Вы не замечали каких-то странностей в его поведении в последние дни? Может, какие-то неурядицы на работе? Он ведь, кажется, работал на бирже?
— Ну что вы! — протянул Богданов едва ли не с осуждением. — Виктор Иудович был очень выдержанный человек, очень спокойный. У него все было размеренно, все по пунктам — письма, квитанции, облигации… — При этих словах друг семьи постучал ребром расправленной ладони по столу, как бы показывая, в каком идеальном порядке хранились документы. — Его завещание — одно из подробнейших когда-либо мной виденных! Так что он не позволял себе никаких «странностей», как вы изволили выразиться.
Ардов кивнул на конверт на столе.
— А почему понадобилось новое завещание?
Богданов на мгновение замер.
— Будучи нотариусом, — начал он деликатным тоном, — я оформлял духовное завещание Виктора Иудовича по его просьбе. Все строго по процедуре, в соответствии со статьей 1036 десятого тома части один Свода законов, в личном присутствии самого завещателя.
— Когда состоялось подписание?
— Вчера как раз подписали. Рано утром. Прямо перед этим страшным событием. Боже мой, какое горе! Ушел безвременно.
Богданов опять перешел на доверительный тон:
— Господин Мармонтов вот уже год как был женат вторым браком — первая жена умерла от горячки. И документы нуждались в уточнении. Слава богу, вчера успели. То есть горе! Это, конечно, утрата. Но — прежнее завещание теперь подлежит аннулированию.
— У него есть родня?
— Никого. Только супруга. Если б вы знали, какой это удар для нее, какой удар…
— Как вы охарактеризуете отношения в семье Мармонтовых?
— Душа в душу! — опять воодушевился Богданов. — Просто не поверите! Душа в душу! Виктор Иудович, безусловно, бывал иногда резок. Может быть, иной раз, так сказать, перегибал палку… Мог допустить какую-то невольную резкость… Но он над собой работал!
— Кажется, они с женой посещали сеансы доктора Бессонова?
— Да! — с восторгом откликнулся нотариус. — Вы о нем знаете?
— Вы тоже посещаете Андрея Феоктистовича?
Собеседник изобразил смущение.
— Я, признаться, не сторонник выносить вопросы интимного, так сказать, свойства на общее рассмотрение, — проговорил он каким-то особым мурлыкающим манером, — но чего не сделаешь ради мира в семье…
