Когда дети плачут, все люди – так уж они генетически запрограммированы – испытывают желание помочь им.
Вам наверняка знакома ситуация, когда ваш коллега по офису начинает слишком бурно реагировать на какое-то событие или же начальник предъявляет к вам слишком много требований. Вечером дома мы рассказываем о произошедшем своему партнеру, и нам нужно всего лишь выговориться, выплакаться и обнять своего любимого (любимую). Мы не просим совета. Мы не хотим, чтобы наш супруг/супруга вскакивал и с воинственным видом провозглашал: «Вот я ему покажу!» Нам не нужны такие подвиги. Мы хотим всего лишь выпустить пар, быть выслушанными. Как только мы выговоримся, нам становится легче. Мы чувствуем себя лучше, хотя, вероятно, так и не получили практического решения проблемы.
То же самое происходит с нашими детьми. Если мы как взрослые возьмем решение их проблем на себя, например, позволим им сказаться больными и не пойти в школу, то тем самым лишим их возможности преодолевать трудности, встречающиеся в жизни, и развиваться дальше.
Всякая помощь в преодолении кризиса со стороны взрослого, который не перегружает малыша гиперопекой, позволяет нашим детям расти психологически, развивать жизнестойкость, то есть умение справляться с трудностями и переносить удары судьбы, не пасуя при встрече с ними
[20]. В большинстве случаев дети всего лишь хотят, чтобы их утешили. Они добиваются от нас ободрения, просят, чтобы мы выслушали их с сочувствием и пониманием. Обращаясь к нам, они устанавливают важную социальную связь, так как переживают тяжелый период и свое горе не в одиночку, а вместе с нами, и мы признаем их проблемы и сочувствуем им. Во время такого переживания в их организме выделяются гормоны счастья, а стресс быстро проходит. Если родители осознают это, то порыв гнева тут же пропадает, потому что быстро находится подходящее решение. Утешение – это решение как для нас, родителей, так и для наших детей.
«Я боюсь за своего ребенка!»
То, что мы переживаем приступы гнева, когда испытываем страх за детей, – досадный опыт, знакомый многим родителям. Тобиас (44 года) рассказывает:
«Мне неприятно признаваться, но однажды я отшлепал своего Яника по попе. Тогда ему было 4 года. Он куда-то ездил с матерью, а я возвращался с работы домой. Мы живем около большой улицы с интенсивным движением, и Яник прекрасно знает правило: перед тем как переходить дорогу, нужно остановиться и оглядеться. Но в тот день, увидев меня на другой стороне улицы, он бросился через дорогу, даже не посмотрев по сторонам. Я чуть не умер от страха, так как в этот момент из-за поворота выехала машина. Янику едва удалось прошмыгнуть мимо нее на другую сторону улицы. Он чудом избежал опасности и был на волосок от смерти. У меня и сейчас учащается пульс, когда я вспоминаю об этом. Сын и не заметил, что могло бы произойти, не успей он вовремя добежать до тротуара. В тот миг что-то щелкнуло у меня в голове, будто активировался некий переключатель, и я действовал на автомате. Я мог думать только о том, что я должен хорошенько его отшлепать, чтобы у него больше никогда не появилось даже мысли перебегать улицу, не посмотрев по сторонам. Мною будто управлял кто-то другой. Я снова и снова думал: этот поступок должен послужить ему уроком, поэтому пусть мальчику будет больно, чтобы в следующий раз он был внимательнее! Позже я чувствовал себя совершенно опустошенным, да и сын был не в лучшем состоянии. Мы лежали на кровати и плакали. Моя жена плакала тоже. После этого я ни разу не ударил его, да и в будущем, надеюсь, этого не сделаю. Тогда же я был просто ослеплен страхом и гневом».
Тобиас пишет, что его мозг словно выключился в тот момент, когда он чуть не умер от страха за своего сына. Он был «как в прострации», и в его голове щелкнул тот самый переключатель. Если мы вернемся к началу нашей книги, то сможем реконструировать события, предположительно происходившие в голове Тобиаса. Когда он заметил грозящую сыну опасность, в его мозге активировался центр страха, который возбудил центр стресса и центр вегетативного возбуждения. В результате внутри быстро скопилась агрессивная энергия. Она преобразовалась в импульс, который первым делом пробежал по нервным волокнам, идущим к центру контроля. Одновременно ситуация вызвала воспоминания о сходной ситуации из детства Тобиаса, хранившиеся в его эмоциональном мозге, – он получил пощечину от своего отца, после того как упал с дерева и вывихнул себе ногу. Из-за того, что нынешний сильный страх за сына переплелся с ранее не переработанным агрессивным следом воспоминаний, управление взял на себя эмоциональный мозг. Он выключил когнитивный мозг вместе с префронтальной корой. Из-за сильного эмоционального напряжения, возникшего в тот момент, работа центра контроля стала затруднена, то есть агрессивный импульс не мог быть блокирован либо был подавлен только частично. Тобиас потерял самообладание и ударил сына. Мы можем лишь предположить, хотя это близко к истине, что отец Тобиаса в сходной ситуации, когда тот упал в детстве с дерева, переживал то же самое.
Не всегда сильный страх за детей выливается в физическое насилие. Чаще всего родители проявляют агрессию в вербальной форме, когда видят, как их дети попадают в опасные ситуации. Яна (30 лет) пишет о таком опыте:
«Моя дочь Финия (3 года) любит воду, и мы часто ходим с ней в бассейн. Она еще совсем маленькая и не умеет плавать. Как-то раз она побежала по краю бассейна без спасательного жилета, поскользнулась и упала в воду. Поскольку она убежала далеко вперед, я не могла ее догнать. Слава богу, рядом находился один из посетителей, который поймал ребенка, вытащил и передал мне. Финия была сама сильно испугана и плакала, но я не могла ее утешить. Я сама была в шоке! Мое сердце билось так, что я еле дышала. «Что ты делаешь? Я же тебе тысячу раз говорила, что в бассейне бегать нельзя. А ты побежала!» – кричала я ей с упреком. Я сильно рассердилась, и странно, что мне самой сначала потребовалось успокоиться и удостовериться, что с ней ничего не случилось».
Мы уже упоминали о том, что в детстве в эмоциональной памяти сохраняются чувства, связанные с конкретными ситуациями. С этими ранними воспоминаниями тесно связаны высказывания, которые мы снова и снова слышим от родителей: «Я же тебе говорил/говорила, что надо быть внимательнее!», «Ты каждый раз делаешь одно и то же…», «Ты разве не можешь…», «Это все из-за твоего поведения!», «Тебя нельзя оставить одного ни на минуту!». Вот лишь некоторые примеры родительских высказываний – мы уверены, что каждый из нас может привести множество собственных фраз. Эти трюизмы выжжены у нас в памяти и неизменно всплывают, когда когнитивный мозг, где расположен речевой центр, блокируется эмоциональным мозгом. От нахлынувших чувств мы не можем выдавить из себя ни слова и бессознательно хватаемся за первые попавшиеся фразы, которые не нужно придумывать. Они как будто сами выскакивают у нас изо рта, даже когда мы этого не хотим. Если мы когда-то в жизни слышали в свой адрес уничижительные, обвиняющие комментарии в стрессовых, опасных ситуациях, то, став взрослыми и оказавшись в сходных обстоятельствах – испытывая страх за собственных детей, – мы выпаливаем эти слова с еще более сильным эмоциональным накалом.
