– Идем!
– Что? – Я обернулась. Она смотрела на меня.
– Что слышала. – Она сняла фартук, бросила его на стойку и направилась к дверям. Она не обернулась, чтобы посмотреть, пойду ли я за ней. Она просто двигалась дальше. – Идем.
Мы прошли к «Гольфу», оставив Нормана закрывать закусочную. Изабель забралась в машину и отыскала на полу ключ.
Она завела мотор, и тут же оглушительно заиграл проигрыватель. Она едва заметно убавила звук.
Я чувствовала, что должна что-то сказать.
– Послушай, – начала я. – По поводу этой девчонки…
Она покачала головой и потянулась к проигрывателю, снова включая его на полную громкость и заглушая мой голос. К дому мы ехали, кажется, со скоростью за сто. Впрочем, наверняка я не знала – спидометр был сломан, как и покосившееся зеркальце заднего вида, и рычаг переключения передач, у которого вместо набалдашника на рукоятке был раскрашенный под земной шар каучуковый мячик. По всему полу и заднему сиденью валялись губные помады, коробки из-под дисков, журналы «Вог» и «Мирабелла» и пар двадцать солнцезащитных очков. С каждым поворотом весь этот скарб с грохотом переезжал туда-сюда. Изабель рулила, не обронив ни единого слова, плотно сжав губы.
Мы едва затормозили, выехав на грунтовку. Мой ремень тоже не работал, поэтому я всю дорогу держалась за дверную ручку. К тому времени, когда мы со скрипом остановились у белого домика, у меня, кажется, вылетела пара пломб.
Изабель вылезла из машины и схватила с заднего сиденья несколько дисков.
– Держи, – сказала она, и я послушалась. Я смотрела, как она скидывает туфли на крыльце и выуживает ключ из-под горшка с мертвым растением. Она отперла дверь и, перешагивая через журналы и вырезки со статьями о моде, отправилась на кухню. Я продолжала стоять в дверях.
Она подошла к холодильнику, вытащила пиво и сбила крышку о край стола. Она сделала несколько глотков, рыгнула и положила руку на бедро.
– Мир, – сказала она, – кишит стервами.
Я прошла внутрь.
Я без труда поняла, какую сторону спальни занимает Изабель. На одной стороне постель оказалась заправлена, фотографии на стенах висели как по линейке, а одежда на полках аккуратно сложена и рассортирована по цвету и типу. Другая сторона полностью, от пола до кровати, была завалена всевозможным барахлом. Футболки и диски, носки и журналы, лифчики и пачки из-под сигарет наползали друг на друга, формируя систему.
Но первым делом в глаза бросалось зеркало.
Оно висело над трюмо, а вокруг него, по крайней мере на полметра в каждую сторону, расползались сотни фотографий, вырезанных из журналов. Блондинки, брюнетки, рыжие, все со впалыми щеками и призывными взглядами. Ярко накрашенные и ненакрашенные, все как на подбор стройные. Некоторые из них улыбались. Фотографии были наклеены кое-как, друг поверх друга, формируя вокруг зеркала облачко. Тут и там фотографии моделей перемежались со снимками реальных людей – Изабель и Морган, семейные фотографии, парочка малышей и несколько улыбающихся симпатичных мальчиков. Рядом с моделями живые люди казались меньше, и в глаза бросался каждый недостаток.
– Садись, – велела Изабель, скидывая белую босоножку и шорты, чтобы освободить стул.
Трюмо ломилось от бутылочек и коробочек, косметики было столько, что она полностью закрывала поверхность столика. Я посмотрела на себя в зеркало, гадая, что делаю в окружении всех этих красоток.
Изабель отпихнула часть барахла и облокотилась на трюмо, сделав еще глоток пива.
– Слушай, Коули. Я должна тебе кое-что сказать и буду говорить прямо. Хорошо?
Я задумалась. Хуже уже не будет.
– Хорошо.
Она заправила прядь за ухо, глубоко вдохнула и выдохнула. Потом сказала:
– Я правда думаю, что тебе надо выщипывать брови.
Не совсем то, чего я ожидала.
– Что? – переспросила я.
– Ты слышала. – Она встала за моей спиной и повернула мою голову, чтобы видеть мое отражение. – И с волосами не помешало бы что-нибудь сделать.
– Не зна-а-аю, – неуверенно протянула я. Она промаршировала к шкафу и, резко открыв дверь, вытащила здоровенный набор для окрашивания. А я-то думала, что она натуральная блондинка.
– Этот черный лежит слишком неровно, – сказала она. – Цвет уже не изменишь, но мы можем попытаться заново выкрасить волосы. Полностью, конечно, дело не спасет, но…
Она бросила коробку на пол и решительно вышла из комнаты, все еще бормоча себе под нос. Я слушала, как она открывает и закрывает шкафчики на кухне.
Я снова подняла глаза на фотографии, вглядываясь в каждое лицо. И тут я увидела ее: фотографию, приклеенную так высоко, что я не сразу обратила внимание. Кажется, это был снимок из выпускного альбома. На нем была изображена толстушка в очках. Пухлое лицо обрамляли безжизненные каштановые волосы; толстый свитер с высоким воротом даже на фото казался колючим и неудобным. На шее у нее висел кулон в виде золотой лягушки – видимо, подарок мамы или бабушки. Она была из тех девчонок, которым могла бы отравить жизнь Каролина Доуз. Из девчонок вроде меня.
Я присмотрелась, пытаясь понять, что она делает на этом панно. Даже с учетом фотографий детишек, Морган и парней она не вписывалась в общую картину.
– Готово. – Изабель неожиданно вернулась и бросила мне на колени коробку с краской. У модели на коробке были темно-коричневые, почти черные волосы с красноватым отливом; она улыбалась. – Думаю, подойдет.
Я не знала, что за струну задела Каролина Доуз в Изабель, но спрашивать не собиралась. После такого денька любая перемена должна быть к лучшему.
– Ладно, – сдалась я, и позади меня, в окружении красоток, отражение Изабель едва заметно улыбнулось.
– Ай!
– Тихо.
– Ай!
– Замолкни.
– Ай-ай!
– Ты можешь, пожалуйста, замолчать? – рявкнула Изабель, выдергивая пинцетом, судя по ощущениям, кусок кожи.
– Больно! – вскрикнула я. Она отправилась на кухню за льдом, но напрасно: накануне она забыла наполнить формочку в морозильнике.
– Конечно, больно, – проворчала она, заставляя меня сильнее запрокинуть голову. – Жизнь – отстой. Пора смириться.
Конечно, сразу стать лучшими подругами у нас не получится.
Чтобы отвлечься, я снова посмотрела на фотографии.
– Кто эта девочка?
– Которая? – очередная вспышка боли.
У меня заслезились глаза.
– Вон та. – Я указала на толстушку в свитере. – Из выпускного альбома.
Изабель дернула еще раз и проследила, куда я указываю.
– Моя кузина, – рассеянно ответила она.
– О.
