– В гостиной камин ещё не горит?
Я отрицательно помотала головой.
Граф, не говоря ни слова, вышел, но не успела я понять, что к чему, как он уже вернулся, неся большую охапку буковых и дубовых поленьев.
– Вот эти попробуй.
Он сгрузил дрова на пол и, оттащив от стола стул, сел и уставился на меня тяжелым, немигающим взглядом. А глаза-то снова краснотой наливаются…
Мать-Создательница! Руки дрогнули. Что, если у меня не получится? Так ведь и работу потерять недолго!
– Чего ждешь? – поторопил меня граф.
Я постаралась скрыть волнение, присела перед камином и принялась складывать поленья. Это только на первый взгляд кажется, что все легко и просто, а на самом деле целая наука. Оно ведь как? Если камин для красоты и уюта разжигают, тогда дрова нужно шалашиком устанавливать. Правда, они прогорят быстро и тепла почти не дадут. А вот для отопления поленья по–другому укладываются. Вниз, вдоль топки очага – самые толстые, дубовые, второй слой – из коротких буковых полешек. Он поперек кладется и должен быть чуть потоньше. Потом нужно еще одно дубовое полено положить, а уже сверху, к самой стенке – щепу. Так камин долго гореть будет, и тепло по всей комнате разойдется. Этой науке меня Паница научила.
Сухие щепки занялись мгновенно – затрещали, застрекотали, загалдели. Огонь весело перекинулся на дубовое полено, лизнул буковые полешки.
– Кто тебя научил так дрова складывать? – будто подслушав мои мысли, спросил арн.
И как мне ему ответить?
– Отец?
Я отрицательно покачала головой.
– Брат?
А граф настырный! Вон, как цепко глаза смотрят. И отсветы в них багровые появились.
– Наставник? – не унимался лорд Крон.
Я кивнула. Так и есть, только не наставник, а наставница.
– Читать-писать умеешь? – последовал следующий вопрос.
Я утвердительно мотнула головой.
– Занятно, – словно про себя, заметил граф.
Он продолжал буравить меня взглядом, а я, вместо того чтобы опустить глаза, уставилась на арна и застыла, снова застигнутая врасплох тем, что творилось в сине-алой глубине. Недовольство, настороженность, интерес, раздумье – там было так много всего… И меня в сердце будто ударило что-то. И захотелось ближе подойти, ладонью по небритой щеке провести…
– Значит, так, – резко сказал арн, и я очнулась. – Чтобы я этого рванья больше не видел, – он брезгливо скривился, разглядывая мою штопаную рубаху. – Плачу вам по тридцать стависов, а выглядите, словно нищие оборванцы.
У меня от удивления глаза на лоб полезли, и все мысли глупые будто волной смыло. Какие тридцать стависов? Да я таких денег уже сто лет в руках не держала.
Граф смотрел на меня, и лицо его с каждой секундой мрачнело все больше.
– Понятно, – после небольшой паузы, сказал он. – И сколько же ты получаешь?
Я показала два пальца.
– В месяц?
Я помотала головой.
– В год?
Я кивнула. Глаза арна полыхнули алым, и я снова замерла, застигнутая врасплох зарождающейся в них бурей.
– Убью мерзавцев! – выдохнул лорд Крон и полоснул меня гневным взглядом.
Я невольно отшатнулась.
Лорд Крон поморщился. Он провел рукой по лбу, словно отгоняя дурные мысли, и сказал уже более спокойно:
– Одежду вам всем выдадут. Завтра. И чтобы больше я этого убожества не видел, – арн кивнул на мою рубаху.
Выдадут? А деньги из жалованья вычтут? Разве будет хозяин задаром рубахи раздавать?
Я расстроенно вздохнула. Правильно Микошка говорил. «Вот посмотришь, Илинка, приедет милорд, и тут совсем другие танцы начнутся», – посмеивался конюх. Видать, начались.
Граф поднялся со стула и молча пошел к выходу. А я смотрела ему вслед и думала о том, какие ещё перемены нас ждут.
***
Штефан
– Ваше сиятельство, там вас у ворот спрашивают.
– Кто?
Он смотрел на Лершика, а сам прикидывал, замешан дворецкий в воровстве или управляющий один бесчинствовал.
– Военный какой-то. Не захотел представиться, – в голосе Лершика слышалось недовольство.
Еще бы! Это ж какое вопиющее нарушение правил – гость имя не пожелал назвать. Штефан хмыкнул.
– Проводи его в гостиную, – велел он, так и не придя ни к какому выводу. Интуиция подсказывала, что дворецкий причастен ко всему, что происходит в Белвиле, но вот доказательств не было. По документам, которые Штефан успел просмотреть, выходило, что Лершик исправно исполнял свои обязанности, получал ежемесячное жалование и ни к каким аферам слизняка отношения не имел. А вот к Винкошу у него теперь совсем другой разговор будет. Двадцать восемь стависов в год с каждого слуги. Пятнадцать слуг, восемь дворовых работников, десять человек охраны… И так двадцать лет. Хорошо нажился управляющий. От души брал, с размахом.
– Винкош где? – спросил он.
– Вещи собирает, Ваше сиятельство, – настороженно ответил дворецкий, и в глазах его сверкнул упрямый огонек.
– Вели ему ждать в кабинете. Разберусь с гостем, подойду.
– Ваше сиятельство, дозволено ли мне будет сказать?
Лершик весь как-то подобрался и склонил голову набок.
– Говори.
– Дан Винкош – толковый управляющий. В Стобарде другого такого не найти. Лорд Меклер его давно к себе переманить пытался, и лорд Кобаш клинья подбивал. Вы бы не рубили сгоряча, Ваше сиятельство.
Глазки дворецкого снова недобро блеснули, а кончик длинного носа еле заметно дернулся.
– Посмотрим, – хмыкнул Штефан, все больше склоняясь к мысли, что управляющий на пару с дворецким воровал. Чутье подсказывало, что эти двое заодно действовали. И еще неизвестно, кто главным был. – Веди сюда гостя, посмотрим, кто там пожаловал.
– Сию минуту, милорд.
Лершик поклонился и направился к лестнице.
Штефан задумчиво смотрел ему вслед. Высокий, похожий на крючковатую сухую палку дворецкий шел, слегка раскачиваясь, шаркая и почти не поднимая ног. Длинные полы его черного кафтана скособочились и хлопали при ходьбе, а редкие седые волосы спадали на худую спину неопрятной косицей. Штефан попытался вспомнить, сколько же Лершику лет. Дворецкий служил ещё при его деде. Потом при отце. И вот теперь ему достался. Этакая семейная белвильская реликвия, переходящая из поколения в поколение, от старого владельца к новому. И ему предстояло решить, сохранить эту традицию, или положить начало новой.
Штефан провел рукой по лбу, откидывая назад мешающиеся пряди, и вошел в распахнутые двери гостиной. Раньше, во времена первых Кронов, здесь был тронный зал. На стенах до сих пор оставались старые гобелены, изображающие короля Драго и приносящих ему дары иноземцев. Творения белвильских мастериц потемнели от времени, их яркие краски поблекли, но все еще можно было отчетливо рассмотреть и крупного мужчину, сидящего на троне, и алую мантию, спускающуюся на каменные ступени, и склонивших головы вассалов, и напыщенных аверских послов. Десять гобеленов, по пять на каждой стене. А сами стены простые, не облагороженные дубовыми панелями. Грубая кладка, неровные швы, потемневший от времени камень.
