— Охотничий! — улыбнулась она, и сама, наверное, радуясь нашей встрече. Ну к кому она еще могла вот так бесцеремонно ввалиться утром с теплым пирогом?
— Ладно, пошли пить чай! — Я стянула с себя садовые перчатки, и мы с ней отправились в дом.
— Представляешь, этим рецептом поделилась одна блогерша, она наша, русская, но живет в Англии…
Я подошла к ней и, можно сказать, нежно прикрыла ее рот своей ладонью.
— Ни слова о драконах, поняла?
— В смысле? — опешила она.
— Сейчас ты расскажешь мне о какой-то там нашей русской блогерше, живущей в Лондоне…
— Йоркшире!
— Тем более! И скажешь, что и там тоже увидела призрак моего покойного мужа, и я помчусь уже туда… Мне приключений хватит!
Мы расхохотались.
— Но пирог на самом деле отменный, и там очень интересный рецепт, — щебетала она, когда я уже в кухне заваривала чай. — В пирог кладется не сырой фарш, как в нашем охотничьем пироге, а прокрученная вареная говядина, а уж в нее добавляется сырой лук, представляешь?
— С трудом, — усмехнулась я.
Вот жизнь у девушки — кухня, рецепты, блогеры, дети.
— Я вот тут подумала, может, и мне тоже начать снимать свой кулинарный канал? А что, я много готовлю…
Нет, Лада на самом деле положительно влияла на меня, вносила в нее забытый, может, и скучный, но порядок.
Я медленно, но верно возвращалась в статус обывателя, и мне это, признаться, нравилось.
Во всяком случае, я была уверена в том, что Лада уж точно не выхватит из кармана своего веселого фартучка пистолет и не пальнет в меня. Хотя по законам жанра ну должно было в моей жизни все же случиться нечто такое, что поразит меня, удивит, перевернет все с ног на голову, и это с единственной целью — я наконец найду ответы на все свои вопросы.
— Тебе нравятся фильмы про гангстеров? — спросила я.
Лада, в это время нарезавшая пирог клиньями, замерла. Посмотрела на меня так, как если бы я спросила ее, как часто она меняет любовников.
— Нет… Не нравятся. А почему ты спрашиваешь меня?
— А про шпионов?
— Тоже нет, — она машинально схватила кусок пирога и откусила огромный кусок.
— Да я вот думаю, а вдруг ты — шпионка и специально подсунула мне это «неаполитанское» видео, чтобы отправить меня прямиком в лапы американской разведки?
Лада замерла в ступоре. С набитым ртом она смотрела на меня и хлопала глазами. Ее мозги, вероятно, в это время, пытались переварить информацию.
— Представляешь, прилетаю я в Неаполь, а меня встречает американский шпион, и в руках у него табличка с моим именем… А потом такое началось: убийства, слежка, секс с каким-то страстным, ну просто неугомонным агентом уже неаполитанской разведки…
Она наконец проглотила пирог. И вдруг как расхохочется! Я вместе с ней. Мы просто покатывались со смеху. Вот интересно, а как бы она отреагировала, если бы узнала, что все это — чистая правда?
— Дура ты, Зойка, я же так и подавиться могла!
Шокировать ее этим утром известием о предстоящей свадьбе с Гольдманом я все же не решилась, с нее хватит и шпионской истории.
После ее ухода я переоделась и отправилась в Москву. Захотелось перед встречей с Зотовым прогуляться по центру, зайти в какой-нибудь торговый центр, купить себе новых нарядов, духов.
Звонок Гольдмана чуть не нарушил мои планы, он позвонил и сказал, что собирается ко мне.
Я сказала, что сама заеду в клинику, чтобы повидаться. Мне показалось, что он обрадовался.
Возможно, он уже успел сообщить кому-то из своих коллег о нашей свадьбе, и мой приход лишь подтвердит эту новость. С него станется. Что ж, пусть.
Я снова подумала об Алексе. Хотя, какой Алекс? Алекс погиб…
Я настойчиво отгоняла от себя все эти мысли, в которых снова могла запутаться, как в липкой ядовитой паутине.
Конечно, в клинику, которой руководил Гольдман, мне хотелось заехать вовсе не для того, чтобы его увидеть или продемонстрировать наши с ним новые отношения перед коллективом.
У меня созрел совершенно другой, почти безумный план. Но чтобы добиться результатов, мне надо было вернуться в клинику по-настоящему, в качестве хирургической сестры.
Возможно, многие из женского коллектива воспримут это как мое желание проследить за будущим мужем (думаю, это будет первое, о чем они подумают). И я, чтобы скрыть истинную причину возвращения, подогрею для них эту тему, и даже знаю, как это сделать.
Да, конечно, мне надо будет наступить на горло своего женского самолюбия и какое-то время разыгрывать из себя ревнивую дурочку, польстившуюся на солидный статус и деньги жениха, но какая теперь уже разница, если сама судьба несет меня просто под откос… И раз мне в голову пришел этот план, то кто знает, может, это все-таки не дьявол, а сам Бог вразумил меня, как нужно действовать.
К тому же, направляясь в клинику, я вдруг отчетливо поняла, что мною движет.
Нет, конечно, ответы на свои вопросы мне очень хотелось получить, но главным мотивом моего расследования была все-таки такая нелепая смерть Алика.
Вот где была настоящая трагедия. А вся эта история с Алексом…
Пора мне было уже вернуться в свое вдовство и напрочь забыть о нем.
Я подъехала к клинике и припарковалась на свободное место.
Надо будет попросить Мишу, подумала я, чтобы мне выделили свое собственное место на парковке. Пусть все знают, что я есть, что вернулась, и что я скоро буду женой самого хозяина клиники.
Меня даже забавляла эта ситуация. Да, это была игра, и она сулила мне море удовольствий.
Первый человек, который взял меня в оборот, была старшая сестра хирургического отделения, рыжая и веснушчатая толстуха Наталия Карпова, которую все звали просто Наташа.
Это была умная и талантливая женщина, которую все любили и уважали. Ей не свойственно было высокомерие, она была справедлива, точна, аккуратна, и на нее всегда и во всем можно было положиться.
Высокая, крупная, шумная, она тем не менее была энергична и по белым стерильным коридорам просто летала, чтобы везде успеть.
Пожалуй, она была единственной женщиной во всем отделении, к которой никто никого не ревновал и которая не была замешана ни в одной интриге.
Безусловно, она была предана Гольдману, служила ему, как собака, но никогда бы, даже из-за этой самой преданности, не пошла бы на подлог, преступление, подлость. Значение слова «солидарность» она воспринимала иначе, чем все остальные, — и всегда, даже в самых сложных случаях, не шла ради своих коллег-медиков на компромисс со своей совестью.
Должно быть, поэтому я была потрясена, когда, затащив меня в свой кабинет, она усадила меня за свой стол, а сама, расположившись напротив, в кресле посетителей, спросила меня прямо в лоб:
