Грише стало тошно. Он решил не пересказывать Уле все, что узнал, по телефону. Такие новости говорят в глаза.
* * *
Ульяна, как смогла, вымыла и вычистила свое новое жилище, повесила шторы, расставила цветы на подоконниках, но общее впечатление не сильно улучшилось.
А может быть, атмосферу уныния создавала хозяйка – внимательная, вежливая, с приклеенной улыбкой. И неестественно прямой спиной.
– Слушай, а вам очень нужен этот ребенок? – тихо спросил Гриша.
Ульяна вздохнула.
– Я не понимаю, – сказала она, – Веник как будто помешался. Дни считает. В прошлом месяце… Короче, два дня задержки, он уже чуть ли кроватку не побежал покупать. Он как будто пари заключил. И если не получится, то он все проиграет…
– Так может, банк спермы? – спросил Гриша.
Улю передернуло:
– Я пыталась. То, что в интернете предлагают, это жесть. А в официальном у меня одноклассница работает. Проще на заборе написать: «Веник бесплоден». Не так быстро все узнают… Ладно, ты прости, что я тебя во все это впутала, я понимаю, что это не твое дело. Спасибо, что поговорил с отцом. Мне надо уехать в другой город, в другой банк. А во время овуляции я уехать не могу, Веник меня пасет.
Гриша кожей чувствовал, как на Улю наваливается тоска.
– Послушай, ну пусть он пересдаст анализ, узнает правду. Он сильный, он справится! – сказал Гриша.
– Да-да, – ответила Уля, – раньше я тоже так думала… Слушай, он меня иногда пугает. Ты-то его с детства знаешь, и когда вы подростками бедную учительницу на танцах до слез доводили, это жестоко, но хоть как-то объяснимо. Но он до сих пор меры не чувствует. Если что-то надо, то напролом. Любой ценой. А тут он еще и с отцом зацепился, они как два барана… Извини… Но Веник, по-моему, собирается ему всю жизнь доказывать, что он круче. И справится со всем сам. И заработает больше. И ребенка родит лучше. Больше. Быстрее…
Уля нервно сцепила руки, чтобы успокоиться. Потом вдохнула поглубже и сказала:
– Гриша, помоги мне.
Гриша впал в ступор.
– То есть я не прошу… То есть прошу, но не предлагаю, – быстро поправилась Уля, – я понимаю.
Они посидели еще немного. Уля допивала остывший кофе. Гриша соскребал с тарелки остатки бисквита.
– Есть бесконтактный способ, – сказала Уля.
– Что? – опешил Гриша.
– Ты мастурбируешь в баночку, дальше не твоя забота. Мы больше об этом не вспомним. Клянусь. С твоим анализом и высчитанной овуляцией это почти стопроцентный успех.
Гриша покачал головой. Почему-то не хватало воздуха. Через секунду понял почему – он перестал дышать. Гриша шумно выдохнул, вдохнул, снова выдохнул. Уля ждала, не отводя от него взгляда.
– Уля, – наконец смог выдавить из себя Гриша, – я тебя очень люблю… То есть я вас обоих очень люблю…
– Все. – Ульяна перевела взгляд на стенку. – Забыли.
– Нет, серьезно, – продолжал оправдываться Гриша, – я бы любому из вас почку отдал! Кусок печени…
– Да все нормально, – старательно изобразила улыбку Уля, – ты не обязан. Прости, я глупость сморозила.
– Просто это неправильно. Ну нельзя так!
– Конечно нельзя!
Она еще шире улыбнулась. Бледные губы казались нарисованными акварелью на белоснежном лице.
Гриша покачал головой еще раз, потом вздохнул и безнадежно спросил:
– А когда у тебя эта… овуляция?
* * *
Гриша сидел в ванной и переживал дежавю. Снова у него была в руках пластиковая баночка, которую нужно было наполнить… биологическим материалом. Только при сдаче спермограммы он смотрел порно, а тут пришлось напрягать фантазию.
Он попытался представить себя с Владой. Сколько у него ни было девушек, Влада оставалась самой потрясающей. Гриша закрыл глаза и постарался вспомнить их самый-самый секс. Поначалу все шло хорошо, а потом вдруг возникла Ася.
Свечи, которые он для нее зажег. И презерватив, который из-за нее не надел.
И фотография маленького существа, которую ему пять лет назад прислал отец. «Это твоя дочь. Очень на тебя похожа».
Гриша хорошо помнил, как он рассматривал фотку на экране ноутбука и выискивал хоть что-то родное. Не получалось. Это был просто младенец, каких миллионы. Красный и сморщенный.
«О чем я думаю!» – спохватился Гриша и попытался вернуться к Владе.
Но в голову упорно лезли Ася и Ника, его дочь.
* * *
– Прости, – сказал Гриша, – я не могу.
Уля посмотрела на пустой контейнер и решилась поднять на Гришу глаза. Его лицо было непроницаемым.
Сначала Уля хотела сказать, что это не страшно, потом чуть не сказала, что все понимает, а потом протянула к Грише руку, но тут же ее отдернула.
– Я могу уйти, – сказала она, – а ты позвони, когда… если…
– Я тут никому никогда не говорил, – сказал Гриша, – но у меня есть дочь.
Уля замерла.
– Что? – спросила она.
И Гриша, захлебываясь словами, начал рассказывать, как когда-то, дурак, согласился на секс, как был не готов ко всему, что за этим последовало, как сбежал, как сначала алименты платил отец, а теперь их платит сам Гриша. О том, что Ника живет с бабушкой и дедушкой и понятия не имеет о его существовании. Но она есть.
– Прости, – сказал Гриша, – просто в голове перемкнуло. Я зачем-то вспомнил в самом начале. И все. И не могу ничего. Как парализовало.
Он ожидал чего угодно. Того, что Ульяна уйдет, или скажет, что он кретин, или потребует подробностей.
Не ожидал только, что она погладит его по руке.
– Колесо сансары, – сказала она.
– Что это? – шепотом спросил Гриша.
– Это как судьба. Или экзамен. Пересдача. Ситуация повторяется, пока ты не найдешь выход. Пока не поступишь правильно.
– А если не поступлю? – спросил Гриша.
– Тогда очередной круг. А потом еще один. У меня уже полгода так. Каждый месяц – новый оборот.
– А правильно – это как? – спросил Гриша.
– Узнаешь, если круг прервется. Тогда тебя отпустят на свободу.
Гриша осознал, что они с Ульяной, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза.
«Это еще один шанс, – думал Гриша. – Шанс поступить правильно».
Уля молчала, как будто боялась помешать его мыслям.
«А как правильно? Надо… Надо…»
Логика буксовала. Наверное, потому, что Уля сидела слишком близко и смотрела на него. Глаза ее блестели. От слез, что ли?
«Надо ее спасти. Чтобы она не плакала. Не страдала. Это правильно? Конечно, правильно! Только…»
