Прошло минут десять, из которых половину пути ему приходилось двигаться по камням на ощупь, и ему показалось, что слева от него что-то зашумело. То ли камень упал, то ли показалось. Он затих и прислушался. Простояв несколько секунд не шевелясь, он услышал стон, который раздавался из-за очертаний большого камня. Георг настороженно окликнул коротким «эй». Никто не ответил, но стон повторился. Он медленно обошёл огромный валун и зашёл с задней стороны. Красться было бесполезно. Подойти тихо не получилось. В совершенной тишине завершающейся ночи был слышен каждый шорох. Даже шелест его брезентовой куртки выдавал его, не говоря уже о хрусте мелкого камня о песок под подошвой ботинок. За камнем, запутавшись в стропах парашюта, лежал Менке. Руководитель группы, офицер специального подразделения СС, имевший большой опыт по выброске в сложных регионах, лежал за большим валуном с переломанной ногой. Торчащая из штанины кость слепила своей белизной даже в темноте. Лицо было залито кровью. Он только стонал и не мог говорить. Георг присел у его изголовья и понял, что тот даже не видит и не понимает, что рядом с ним кто-то есть. Георг взобрался на валун, прислушался к тишине, огляделся и, убедившись, что пока никого рядом нет, спустился к Менке; достал из внутреннего кармана зажигалку, снял с себя куртку и, накрывшись ею, осветил пространство, чтобы осмотреть Менке. Но тот уже не стонал. Прыгающий, тусклый свет ослепил привыкшие к темноте глаза Георга, и осветил остановившийся взгляд Менке. Он больше не дышал. Голова над правой бровью была пробита и вмята в глаз, а из раны лилась кровь. Георг откинулся назад, лёг на землю и уставился в тёмное небо, которое по самому краю, на востоке, принимало лёгкий, розоватый оттенок, чётко вырисовывая вершины. Из глаз текли слёзы. Плакал он не от того, что потерял спутника или товарища, а потому, что он увидел ужасную смерть человека. Менке не был ему ни другом, ни близким человеком. Он был офицером СС и добровольно выбрал свой путь. Принял кровавую идеологию, за которую истёк своей кровью. Георг плакал от осознания всей глупости, эгоизма и жестокости тех, кто, не предоставив ему выбора, забросил его в эти, почти безжизненные горы, где, возможно, его ждёт похожая на Менке участь. «Да. Прав был Хильсманн, когда говорил о, возможно, очень долгом отъезде. Какая участь ждёт меня среди этих камней? Либо поймают и застрелят, либо арестуют и забросят в какую-нибудь тюрьму. Либо издохну здесь от голода и жажды, а потом вороны или другие падальщики растащат моё тело кусками по горам. Всю жизнь мечтал о такой экспедиции. Спасибо другу детства».
Георг приподнял голову и посмотрел на восток. Утреннее зарево росло, и нужно было начинать действовать. Потерев ладонями лицо, он поднялся на валун и вновь огляделся. Мёртвая тишина висела над горами, даже не было слышно утренних птиц. Спустившись к мёртвому Менке, Георг снял с него ремень с кобурой, в которой был пистолет, а с другой стороны ножны с ножом и помятый от сильного удара чехол для бинокля. В чехле лежал разломанный пополам по кольцу фокусировки бинокль. С одной стороны лопнула линза, и пригодным для использования остался монокль. Оторванная от пояса фляжка валялась у большого камня. Он вынул пистолет и осмотрел его. Первый раз в жизни он держал в руках оружие. Разбираться с устройством было некогда, и пистолет вернулся в кобуру. Пошарил по карманам, расстегнул камуфляж и вынул из-под полы запаянный в прорезиненную ткань конверт. Стал высыпать содержимое всех карманов на кучу. Посмотрел на отличные десантные ботинки, которые были намного лучшего качества, чем те, которые выдали Георгу. «Суки», – прошипел он себе под нос, но снимать обувь с покойника не стал. Быстро покидал в рюкзак всё, что было в карманах и рюкзаке Менке, расстегнулся, снял с себя камуфляж, задрал кверху майку и вынул из-за пояса два свёртка, которые были примотаны шнурками от его старых ботинок вокруг тела. Положил их в рюкзак, заправился, надел камуфляж и куртку, взял фонарик и пошёл навстречу восходящему солнцу. Он не стал пытать счастья в поисках двух где-то оставшихся участников экспедиции. Это была не его миссия. Он в неё не просился и не давал клятву рейху. Это была больная, навязчивая идея психически нездорового Гиммлера. Вновь вспомнив прощальные слова Шелленберга о возможном побеге, осторожно ступая на ещё тёмную землю, Георг пошёл искать свою Шамбалу.
Он удалялся от того места, где советская спецслужба, выследила и уничтожила группу поддержки, едва они успели развести костры. Первый парашютист приземлился в стороне от сигнальных костров, в десяти метрах от засады русских, и был сразу застрелен, тем самым первым выстрелом, который услышал Георг ещё в воздухе. Второго офицера сильно ранили в перестрелке, и, уже арестованный, при доставке в город на допрос он скончался от большой кровопотери. Так закончилась не начавшаяся экспедиция, и началось главное и большое приключение в жизни Георга. Началась свободная, но вынужденная экспедиция, вдали от войны, от идеологии и привычного быта. В течение пяти минут, даже не успев понять, что произошло, погибли три опытных офицера СС. А молодой, ни разу не державший в руках оружия, первый раз в жизни летевший в самолёте, из которого он был выброшен, Георг, по чьему-то, может, божьему велению, в течение тех же пяти минут, подвергнутый сильнейшему психическому шоку, выжил и шагал в свою, пока ещё не известную Шамбалу. Триста сорок восемь дней он будет идти туда, куда его звало сердце и подталкивали обстоятельства. Оставшись наедине с самим собой и просто шагая вперёд, он, не зная, когда и в каком месте, не будучи никем замеченным, пересёк границу и попал в Уйгурский округ. Отказавшись от цели экспедиции идти в Тибет, обходя лежавший перед ним горный хребет, он направился по ущелью, вдоль горной речки, по берегам которой изредка встречались небольшие заросли кустарника и где можно было найти какое-нибудь пропитание.
Солнце уже перешло за зенит, а он шёл без отдыха. Останавливался лишь несколько раз, чтобы оглядеться и прислушаться к продуваемому ветром пространству ущелья, где он был совершенно один. Требовалась передышка. Спрятавшись в тени густо разросшегося кустарника, он упал на землю, чувствуя себя в оазисе посреди каменной пустыни. Вытянув ноги и руки, лёжа на животе, с закрытыми глазами, он думал: «Что дальше? Где я? В Афганистане, в Китае или Пакистане? Куда идти?» Рюкзак давил сверху и мешал дышать. Перевалившись на бок, затем на спину, глядя на журчащую реку, которая беззаботно бежала в своём направлении, преодолевая препятствия самым лёгким путём. Река заворожила его на какое-то мгновение, вымыв все отягощавшие его мысли и переживания. Он как будто услышал её просьбу остаться на этом месте, отдохнуть и выспаться. Сбросив с себя рюкзак и раздевшись до пояса, он запрыгнул на выступавший из воды камень, присел и освежился холодной, живой свежестью. Этого не хватило. Вернувшись на берег, он снял с себя всю одежду и, зайдя по колено в ледяную воду, присел и быстро стал ополаскивать тело. Торжество для уставших ног. Долго наслаждаться ледяной водой было нежелательно, и он выпрыгнул на жаркий каменистый берег. На глаза попался его валяющийся рюкзак. Собрав свои разбросанные вещи и вытираясь на ходу, он раскрыл рюкзак и вывалил всё его содержание на землю. Нужно было выяснить, что у него есть из провизии. Быстро одевшись, он начал разбираться с тем, что ему предоставила судьба. В десантных рюкзаках была провизия, так называемый жизненный резерв, которого при разумном использовании должно хватить на три дня. Значит, вместе с изъятой из рюкзака Менке провизией Георг мог продержаться почти неделю. Две фляжки для воды, сухой спирт для разжигания огня, две коробки спичек, а также две зажигалки, его и Менке. Два фонарика с динамо, большой толстый конверт, который он вынул из-под полы мёртвого руководителя экспедиции, два свёртка, тайно взятые в экспедицию как достояние рода, которое он не мог оставить у Габриэлы и был готов нести этот самый главный груз с собой до конца. Солнцезащитные очки, перчатки, десять метров лёгкой, но очень крепкой верёвки с карабинами на концах и два отдельных карабина лежали в боковом кармашке рюкзака. Он взял ремень и положил вместе со всем его содержанием в ряд.
