– Как быстро всё происходит у нас в университете. Как быстро все навалили в штаны, а если честно, я тоже. Хорошо, что с правом восстановления. А то я уже подумал, что уволите и забудете о вашем сотруднике. Я так понимаю, к шефу заходить смысла нет?
Фрау Брумм молча покачала головой и, опустив взгляд, села на свой стул.
– Понятно. Ну что же? Я соберу мои вещи и ухожу. Надеюсь, что мы ещё встретимся в вашем кабинете. Да, и ещё. Могу я получить мой расчёт?
Фрау Брумм, не подняв взгляда, кивнула головой и стала суетливо перебирать бумаги на столе, давая понять, что она очень занята и ему лучше уйти.
– Прощайте, фрау Брумм.
Георг вернулся в свой кабинет, закрыл дверь и несколько минут молча, всё ещё не понимая, что произошло, глядел на свой рабочий стол. В кабинете было так тихо, что он мог слышать стук своего сердца.
«Как и что я должен сказать Габриэле? Собрать вещи с расчётом на долгий отъезд. Отъезд куда? Как долго? Может, на фронт? Но хороший таинственный покровитель не станет отправлять меня на фронт. На фронт забирают по-другому, без всех этих церемоний. Да что тут голову ломать. Что теперь с Габриэлой?»
За спиной ударила клавиша печатной машинки. Вздрогнув, Георг мгновенно обернулся и только теперь заметил, что все его коллеги уже вернулись и молча, глядя на него с каким-то сожалением, сидели за своими рабочими столами. Лишь Хольгер, случайно задевший клавишу печатной машинки, покраснел и всем своим видом, также молча, просил прощения за нарушенную тишину.
Никто не произнёс ни слова. Коллеги понимали, что, если офицер СС пришёл лично для конфиденциальной беседы с Георгом, из этого могут быть лишь два выхода. Выйти из этого кабинета – и больше никогда не вернуться, или выйти – и через несколько недель вернуться титулованным учёным и героем рейха. Не нарушая тишины, Георг мысленно попрощался с каждым из них, повернулся к своему столу и вновь вспомнил Габриэлу. «Я ведь должен буду её оставить на неизвестное мне время. Надеюсь… – он подошёл к столу, сел в кресло и стал прокручивать в голове события последних месяцев их совместной жизни. – Надеюсь, на короткое». В последнее время Габриэла была не та, что раньше. Она находила разные отговорки, когда Георг заводил разговор о желании завести детей, говоря, что ещё рано и она не готова. Её интерес к нему тоже заметно остыл. Создавалось впечатление, что она готовит его к расставанию. Он чувствовал это, но всеми силами пытался найти что-то общее, что могло скрепить их союз. Она больше не просила его рассказать что-нибудь интересное о других странах, как это было раньше, когда он, ещё будучи студентом, много читал о странах юго-востока. А она, любопытная красавица, завороженно слушала его часами. Не было той прежней нежности в их отношениях. «Может, именно так должно всё закончиться? Может, это будет ей облегчением? И её отец. Он тоже будет бесконечно рад, если я уеду и не вернусь. Чёрт! Что за мысли? Почему я не должен вернуться? Может, этот отъезд вообще какая-нибудь мелочь, и я вернусь через пару недель. Не на смерть ведь меня отправляют. Хотя все эти СС и гестапо, там чёрт ногу сломит. Чем они там занимаются? Одни воюют, другие что-то выискивают и вынюхивают. Ладно, буду исходить из худшего, с надеждой на лучшее. Что взять с собой? – Он пробежался взглядом по столу, усыпанному стопами книг и различной документацией. – Что тут взять? Мусор! Пусть всё остаётся. Всё равно всё пустое. Вернусь – продолжу, нет, так нет. Всё!» Он встал и, оставив свои мысли о работе на рабочем столе, вышел из кабинета. Теперь он шёл к любимому человеку и имел лишь одно желание – до завтрашнего утра счастливо провести время со своей женой. Он даже не стал думать о том, как он должен ей сказать о своём таинственном отъезде и о чём они будут разговаривать весь вечер, а может быть, и ночь. Он просто хотел вдоволь наглядеться на свою красавицу-жену и надеялся на взаимность. Выйдя на улицу торопливыми и большими шагами, он не замечал ни прохожих, ни коллег, здоровавшихся с ним, проходящих мимо и оборачивающихся ему вслед, не получив ответа. Он считал время, которого вообще не оставалось. Ему казалось, несмотря на то, что он почти бежал, что время летит неимоверно быстро, а он не может продвинуться вперёд. «Может, нам с Габриэлой сбежать? – подумал Георг, остановившись. – Может, сбежать?» Обдумывая внезапно залетевшую в его голову мысль, он обернулся и огляделся вокруг. Ведь одна лишь мысль обмануть СС вызвала чувство опасности и слежки за ним. Он двинулся дальше и теперь уже вглядывался в лица и в глаза прохожих. «Думай только о ней, и всё. Куда сбежать? Что за глупость». Георг подбежал к отходившему от остановки трамваю и, запрыгнув на подножку, поехал, выигрывая своё утекающее время. Открыв входную дверь, он с порога окликнул жену:
– Габи, ты уже дома? Мне пришлось раньше вернуться. Создались непредвиденные обстоятельства, и я должен буду завтра уехать, возможно, надолго.
Говоря всё это, он ходил по комнатам дома, предоставленного Габриэле её отцом. Габи не отзывалась.
– Милая, ты дома?
Жены дома не было. Чтобы не терять время, он вынул из кармана полученный от офицера список и быстро осмотрел его содержание. «Что тут читать? Сказал бы просто взять сменное бельё да мыло с полотенцем».
В течение нескольких минут он собрал сумку и, войдя в свою рабочую комнату, бросил её на стоящий рядом с рабочим столом стул. Сел в кресло, оглядел рабочий стол: «В инструкции о книгах ничего не сказано. Неужели, неужели придётся всё бросить? Как я могу это бросить? Столько ценного материала, весь этот колоссальный труд. Как так? – Георг ещё раз прокрутил в голове весь разговор с офицером СС. – Он сказал об отъезде, возможно, очень долгом, но ведь не навсегда. Зачем я себя накручиваю?» Пытаясь успокоиться и настроить себя на скорейшее возвращение, в глубине души он чувствовал, что это будет путешествие в один конец. Вот уже несколько лет Георг работал в университете, где он со своей группой научных сотрудников выполнял правительственный заказ, чем в то время занималась большая часть гуманитарных институтов рейха, он составлял новую историю великой Германии. Материал доставлялся в больших количествах, и вся группа просто не успевала перерабатывать и описывать новоделы древнегерманских артефактов и текстов. Георг хоть и не имел большого практического опыта в истории и археологии, но даже своим неопытным взглядом видел, что все так называемые артефакты являлись хорошими подделками. Говорить об этом было запрещено, поэтому он просто выполнял свою работу. Его угнетало то, чем он занимался. Ведь во время учёбы в университете он представлял свою будущую работу совсем по-другому. Но теперь, понимая ситуацию военного времени и нагнетаемой идеологии, нужно было выполнять то, что приказывали сверху, и бросить работу он не имел права, поэтому каждый день, вместо написания действительной истории, к чему он так долго стремился, писал вымышленные сказки. Но дома, на его рабочем столе, лежали настоящие артефакты, и только здесь, в течение последних нескольких лет после посещения дяди Вольфхарта, сперва в его малюсенькой комнате, в которой он проживал студентом, а затем в этом рабочем кабинете он отдавался стихии, поглотившей его с головой. Он нашёл своё призвание в познании исторических событий европейских народов через слово.
