Он очень рано потерял жену. Она была беременна, когда погибла, и с тех пор он более не женился и жил один. Поэтому я чувствовал, какую важность я имел для него и как он меня любил. Как родного сына! Уже позже, будучи студентом, я понял, что, по сути, он приезжал не так к моему отцу, как ко мне. Вечером перед сном он был со мной, пока я не засыпал. Рассказывал мне о море, отвечал на все вопросы. Мне было интересно – какое оно, море, что он там делает, как называется город, в котором он живёт? Но, кроме ответов на мои вопросы, он ещё очень красиво и как-то сказочно описывал ту жизнь, тот быт и то место, откуда он приехал. Тогда я его спросил: «Что это за название твоей деревни, Роггов, какое-то ненемецкое. Это не в Германии?» И то, что он мне ответил, повлияло на весь мой жизненный путь. За что я до сих пор благодарен моему дяде.
Рассказ деда настолько заворожил Штефана, что он даже не заметил, как фантазия унесла его в старинный Саарбрюккен, в то давнее время, когда Георг был ещё ребёнком. Он видел себя в той же комнате, где Вольфхарт разговаривал с маленьким Георгом, а все последующие события воспринимались им, будто он видел их как широкоэкранный фильм, который комментировался голосом за кадром.
…Следующим утром Георг с нетерпением побежал к своему другу на соседнюю улицу, чтобы показать ему экзотические подарки, полученные от дяди. Был выходной день, раннее утреннее солнце стекало с крыш на стены домов, а на рыночной площади в своей суете все люди уже были облиты солнечным радостным светом. Он остановился на грани тени узкой улочки и сияющего, уже тёплого, залитого солнцем булыжника рыночной площади. Окинув взглядом всю эту базарную суету, Георг представил себе Роггов – ту маленькую деревушку, так же залитую солнцем.
«Как красивы должны быть дома с пышными соломенными крышами, о которых рассказывал дядя, залитые солнцем на фоне чистого, прозрачного, летнего дня. Наверное, там нету такой суеты, как здесь» – представил себе Георг. Только представил он себе ту дальнюю деревню сказочной, волшебной и зовущей к себе. В тот момент он пообещал себе обязательно накопить денег и когда-нибудь поехать к дяде Вольфхарту в его деревню. Он был уверен, что отец всё равно не согласится потратить столько денег, чтобы свозить его к дяде. Отец получил новую работу, которую очень ценил, и не мог себе позволить её потерять, несмотря на совершенно несправедливую оплату. Работал он на одном складе, где нужно было упаковывать и складывать в грузовик типографскую продукцию: газеты, журналы и книги. Работа была тяжёлая, его не было дома с утра до позднего вечера, и он сильно уставал. Единственное, что для Георга было положительного в деятельности его отца, так это то, что иногда на его фирме происходили разные оказии, в виде перевёрнутой и рассыпанной на пол упаковки журналов, книжек или открыток. При этом всегда получался небольшой брак в виде замазанного или надорванного печатного продукта. Для того чтобы не выбрасывать испорченную продукцию, начальство разрешало рабочим забирать домой некоторые сильно попорченные вещи. Поэтому у Георга над кроватью висело множество принесённых отцом ярких открыток и плакатов с красивыми пейзажами, глядя на которые, он мечтал о путешествиях и познании мира. «Ну ладно, сказано – сделано, – подумал Георг, дав себе обещание. – Придёт время, и я поеду в Роггов».
Он заметил, что суета на рыночной площади разрослась, покупатели с корзинами ходили туда-сюда, и кто-то, случайно толкнув Георга, вернул его из мечты в реальность. Он вспомнил о своём драгоценном подарке – хрупком крабе, которого он держал в руке, и пока суетливые покупатели не раздавили его, он побежал дальше вдоль прилавков, к Рейнгольду. Дверь открыла мама его друга и сообщила:
– Рейнгольда нет дома, он ушёл с отцом, помогать бабушке переставлять мебель, и вернётся, скорей всего, лишь под вечер.
Увидев экзотическое высушенное существо в руке Георга, она умышленно удивилась и сказала: «Рейнгольд умрёт от зависти, когда узнает о том, что у тебя есть», попросила передать привет родителям и тихо закрыла дверь. Георгу было очень жаль, что он так далеко пронёс столь хрупкую драгоценность и не смог удивить своего друга. Выйдя на улицу, он почти на вытянутой руке нёс краба перед собой, чтобы все могли видеть его подарок.
Неподалеку от дома ему встретился один его знакомый, который был несколько старше Георга и общался с другими ребятами. Познакомились они на соседней улице, когда вместе играли в футбол, улица на улицу. Уже тогда Георгу понравилась черта характера этого парня, который не обращал внимания на принадлежность к команде и на возраст. Если даже его лучший друг нарушал правила и пытался отговориться, то Вальтер – так его звали – вставал на сторону правых. Его отец был очень богатым фабрикантом, производящим рояли и разные клавишные инструменты. Жили они в большом достатке, поэтому и друзья Вальтера в основном были из того же круга, но нос он никогда не задирал и был довольно социален, хотя очень дотошен и мелочен. Увидев краба, которого держал в руке Георг, Вальтер с некоторым любопытством поинтересовался, откуда у него это. Душа Георга прямо развернулась от предоставленной возможности похвастаться своим экзотическим подарком, и он на одном дыхании, с восторгом выпалил Вальтеру всю историю о дяде, откуда, как и что, а также то, что он когда-нибудь обязательно поедет к нему, в его сказочную деревушку. Самые первые слова Вальтера после того, как он дослушал рассказ, опустили Георга с небес на землю и начали рушить его мечты о красоте той маленькой и далёкой деревни с непонятным названием Роггов, которые он выстроил в своём детском воображении:
– Да я таких крабов, живых даже, да и крючков таких морских, знаешь, сколько уже видел! И на море я тоже уже много раз был. В Италии, на Средиземном и на Северном море был, я даже звёзд морских видел и ежей. Так что меня этим не удивишь. Да и Роггов этот твой, хотя точно не смогу сказать, но недалеко, думаю, ближе, чем до Италии.
Георг понимал, что Вальтер без всякого плохого умысла говорит ему всё это, но это всё равно огорчило его и, не отрывая глаз от ненаглядного краба, он побрёл далее к дому. Пройдя некоторое расстояние, он собрался с мыслями и начал восстанавливать свою, небрежно разрушенную Вальтером, мечту: «Во-первых, Вальтер на три, а то и на четыре года старше меня, и поэтому смог высчитать расстояние. Наверное, они в школе такое уже проходили. Во-вторых, он никогда не отличался склонностью к мечтаниям и фантазиям. Ведь он полнейший, скучный реалист. Поэтому и кажется взрослее и умнее других. Видимо, характер от отца достался ему по наследству. Наверное, очень скучно и сухо быть фабрикантом, производящим рояли, очень скучно и сухо. Даже не о чем помечтать»
…Фильм внезапно прервался. Заданный Георгом вопрос вернул Штефана из кинотеатра, в котором он представлял себе просмотр фильма о детстве своего деда.
– Штефан, ты слышишь меня? Я говорю, горячего давай подолью, а то остыл чай-то уже.
– Ой, да-да, конечно. Я просто так был увлечён твоим рассказом. Продолжай, пожалуйста, – приняв наполненную свежим, ароматным чаем чашку, попросил Штефан.
…Через несколько месяцев, возможно, по причине падающего спроса на клавишные инструменты и, как следствие, плохого финансового положения на фабрике, вся семья Шелленбергов перебралась в Люксембург; там отец Вальтера имел ещё одну фабрику. Поэтому с ним во времена моего детства я больше не встречался. Но позже жизнь пересекла нас вновь, и даже дважды. Уже будучи студентом, когда я поступил на факультет истории и археологии в университете города Гейдельберг, мы с группой друзей, занимаясь римской эпохой, решили посетить Рейнский краеведческий музей и поехали в Бонн. Этот музей являлся одним из старейших в регионе и имел богатый запас археологических изысканий римского присутствия на территории Рейнского региона. В Бонне я и ещё двое моих друзей зашли вечером выпить пива в одну небольшую забегаловку. В помещении были заняты всего два столика, и, долго не раздумывая, мы заняли большой стол в углу и взяли по одному маленькому пиву. На большее денег не было, и мы смаковали пиво маленькими глотками, чувствуя на себе взгляд хозяина, который недовольно наблюдал за тем, что в наших кружках не убывало, а новые заказы не предвиделись. После увиденного днём в музее между нами завязалась интересная беседа, и я даже не заметил, как в заведение вошла ещё одна группа студентов, которые расположились за соседним столиком. Наш разговор прервал один из пришедших молодых людей, спросивший разрешения взять от нашего стола пустой стул, которого не хватало их компании. Мы все дружно прервали наш разговор и обернулись к парню. Оглядев его, я заметил, что он пристально глядел на меня, а его лицо было мне очень знакомо. Его взгляд говорил то же самое. Он придвинул стул к своему столу, сел на него, но тут же обернулся и, вновь посмотрев на меня, встал.
