– Нет, я один. Меня зовут Штефан, я из Швейцарии, – ответил он, успокоившись от того, что ему ничего не угрожает, и прикрыл глаза. Старик ещё что-то говорил, но он уже не мог ничего воспринимать и уснул. Через какое-то время Штефан почувствовал, как его трясут за плечо. Открыв глаза, он увидел Георга, склонившегося над ним и просящего присесть на скамейке. Сквозь больной, глубокий сон, с его помощью, Штефан сел на лавке и увидел перед собой, на подставке, большущий таз с водой.
– Нужно снять грязную одежду и помыться, – сказал ему Георг и вместе со стариком-алтайцем принялся снимать с него смердящую одежду.
– Давай, Штефан, привстань немного, тебе нужно обмыться, а затем ляжешь отдыхать, – каким-то добрым и завораживающим голосом, как показалось в том сонном состоянии Штефану, сказал Георг. Рядом, на спинке стула, висело чистое белое полотенце. Ему в тот момент это показалось волшебством, невозможным волшебством. Ведь он чувствовал себя сплошным куском грязи и вони, а тут перед его глазами возникла сияющая белизна полотенца и чистой воды, всего лишь полотенца и воды.
Они, как заботливые родители, помогли ему снять всю одежду и помыться. Старик-алтаец несколько раз бегал за свежей водой, Георг дал свежее бельё, помог одеться, затем, проведя в комнату, уложил на кровать и укрыл. Штефан ещё не успел закрыть глаза, как в комнату вошёл старик-алтаец и передал Георгу чашку, из которой шёл пар. Поднеся её к губам Штефана, Георг приподнял его голову и попросил выпить содержимое, сказав:
– Это травяной отвар, Муклай сказал, что он тебе поможет быстро поправиться и даст силы. Пей маленькими глотками и осторожно, он горячий. Муклай сказал, что нашёл тебя в лесу спящим на земле, а ночи уже холодные, поэтому ты так сильно простыл. Ну ничего, всё будет хорошо.
Штефан отпил глоток и почувствовал, как горячая энергия струйкой стекает внутрь его тела и растекается там живительной силой, возвращая назад то тепло, которое он отдал ночью земле. С жадностью допив быстрыми глотками содержимое, он вернул Георгу в руки пустую чашку, и его веки опустились.
– Филен данк, – уже засыпая, произнёс он, надеясь, что его благодарность, произнесённая очень тихим, засыпающим голосом, будет услышана этими двумя стариками. Он не помнил, как долго спал, помнил лишь длинный глубокий сон, в котором его регулярно будили. То Георг, то алтаец Муклай – для того, чтобы дать ему очередную порцию лечебного отвара. Было то темно и горела свеча, то за окном светило солнце, то в тёмной комнате, в большом тазу, горел огонь и казалось, что комната была наполнена дымом, пьянящим дымом, который имел запах чего-то усыпляющего, а старик-алтаец что-то тихо распевал на непонятном языке. Но Штефан воспринимал это как растянутое мычание и вновь проваливался в сон. После того, как старики уложили Штефана в кровать, и он крепко уснул, выпив специального травяного отвара, они сели за стол, чтобы обсудить ситуацию и решить, что с ним делать.
– Думаешь, это он? – надеясь на положительный ответ, спросил Георга Муклай.
– Сильно много совпадений. Уверен, что он, но нужно потерпеть несколько дней, пока он не поправится, и тогда узнаем больше.
– А если не он? Тогда лучше было бы в деревню сообщить, председателю, или как ты думаешь? Случится ещё чего, осложнение или чего похуже, что скажем тогда в деревне? Ведь спрашивать станут: «Почему сразу не сообщили?» Иностранец ведь. И так собираем с тобой по тайге всех больных бродяг. Ведь помнишь наверняка, как беглого отхаживали…
– Да ладно, хватит тебе уже. Правильно всё говоришь, не спорю. Должна официальность место иметь, да; а если бы мы с тобой тогда не спасли беглого, не выходили, сдали бы сразу в милицию. Помер бы он там и всё. А мы, найдя его, не знали вовсе, что он беглый. Человек да человек. Сразу ведь не знаешь, кто есть кто. Точно так и с ним, со Штефаном. Может, учёный какой, а может, бандит – их теперь везде полно стало. Поправится – разберёмся. Ведь пусть лучше здоровый в тюрьме сидит, чем больной. Это я о беглом том, – чуть разгорячившись, но тут же успокоив себя, перебил Муклая Георг. – Давай-ка лучше по сути. Ведь он пришёл к нам, нам его и на ноги ставить.
Муклай, как бы в знак примирения, успокаивающе поглядел на Георга и с лёгким возмущением, но с улыбкой сказал:
– Чего громко говоришь так? Ведь сами договорились, после беглого-то. Обсуждать всегда про официальность.
– Ну вот, обсудили. Теперь как всегда – лечить будем. Сейчас уже смеркается, надо идти смотреть. Чего сидеть, пошли.
Старики тихо встали от стола и вошли в комнату, в которой спал Штефан. В то время, пока таинственный и больной заграничный гость спал и поправлялся, старики стояли у его постели и несколько минут вглядывались вскользь, поверх его тела и особенно головы, считывая информацию о его текущем состоянии; затем вышли из комнаты, сели за стол и шёпотом стали обсуждать и сравнивать увиденное ими свечение, которое излучал Штефан. После диагностики его состояния они принялись обсуждать примерную тематику и направление его сновидений, из чего им стала очень быстро понятна очевидность психической травмы.
– Разорванная она вся, и серый мощный фон в области шеи, – тихим голосом, потягивая травяной отвар, сказал Муклай.
– Да. Я тоже вижу разрыв, но он плавающий какой-то, непостоянный и со всполохами во все стороны, – призадумавшись, Георг некоторое время глядел в небольшие глаза Муклая и медленно-предположительным тоном произнёс: – Я вижу страшнейшее нервное потрясение. Истерия. У него страшная истерия. Видимо, он был готов бежать во все стороны, это и показывают сполохи его ауры, тянущиеся по всем направлениям. Да и серое свечение ауры, также подтверждает состояние страха и депрессивности его сознания. У шеи, обычно замечается голубоватое свечение, до тёмно-голубого. Помнишь, в прошлом году орнитологи были у нас?
– Да-да, конечно.
Муклай предположил, что Георг говорит о той истории, когда группа барнаульских учёных из Алтайского государственного университета, около года назад, была в их краях. Тогда, двое членов экспедиции – руководитель группы и ещё один, сплавляясь по реке, вывалились в воду и изрядно покалечились в холодной и полноводной реке, которая около километра тащила их обоих на большой скорости по камням и бросала с порогов. Тогда, по настоянию самих потерпевших, не стали прерывать экспедицию и вызывать вертолёт для эвакуации. В тот раз, так же, как и в случае со Штефаном, Муклай с Георгом оказались в нужное время на нужном месте. Они собирали травы в лесу у реки и, услышав крики, разглядели людей, которых река несла вниз по течению в их направлении. Они и помогли им тогда спастись. Затем вся экспедиция осталась у них на заимке, до выздоровления обоих пострадавших. Правда, слово «орнитологи» Муклаю ни о чём не говорило, поэтому он предположил, что Георг говорит именно об этом случае.
– Помнишь? Начальник их, Николай Васильевич, помнишь, что он рассказывал после того, как окреп? Он говорил, что был переполнен страхом, у него истерика началась от паники. И вместо того, чтобы беречь силы на борьбу за выживание, он истерически орал, и поэтому быстро обессилел. Потеряв силы бороться со стихией, он утратил надежду на спасение, и его сковал страх за жизнь. Ты, когда вытаскивал его из воды, помнишь? Он ведь был жёсткий, как бревно. Даже не мог сам шевелиться. Сергей, второй, почти сам выбрался, ухватившись за палку, которую я ему протянул, подтянулся и сам выбрался на берег, а вот Николай Васильевич был заключён в истерику и панический страх.
