— За что? — изумились женщины в один голос.
— Я не смог удержать Новгород, не смог прокняжить здесь долго.
Княгиня Феодосия положила руку на голову сына:
— Ты всё сделал верно, князь.
Сын поднял не неё глаза:
— Ты... здесь останешься или с нами?
— Поеду к отцу, — вздохнула княгиня. — Фёдора не воротишь, а там Ярослав Всеволодович и сыновья. — Она вдруг улыбнулась, притягивая к себе молодую княгиню. — И вы с внуком будете.
Александр Ярославич не стал неволить дружинников, позвал с собой только тех, кто сам пожелал. Остались только трое, у них уже были семьи, остальные ушли из Новгорода с любимым князем.
Молодая княгиня невольно несколько раз оглядывалась на сверкающие на солнце купола Святой Софии, на высокие башни новгородского Детинца, на чуть видный на берегу Торговый двор и уже невидный далёкий княжий терем. Там прошли такие замечательные дни, она полюбила по-настоящему, там ждала князя из похода, там зачала своего сына...
Снег укутал всё вокруг, сгладил очертания оврагов и ям, потому не видно, где ровно, а где совсем уж рытвина. Сани бросает на ухабах, в таких местах возница старается не торопиться. Две княгини, старшая и младшая, едут в возке, их холопки следом на трёх санях, там же вдова Ратмира Палаша, сам князь, как и дружина, на коне. Под Александром белый, вороной конь, что был на берегу Невы, идёт рядом в поводу. Лошади не могут понять, почему нужно двигаться так медленно, можно же перейти если не в галоп, то хотя бы на рысь. Но князь почти трусит рядом с возком, о чём-то беседуя с женщинами.
Временами он всё же не выдерживает, отдаёт поводья вороного коня слуге и рвётся вперёд, потом возвращается и снова трусит рядом. Между лошадьми началась ревность, вороной каждый раз, когда Александр уносится вперёд, рвётся за ним и потом долго косится на белого. Хозяин уже это понял и коней поменял. Теперь злится белый, а вороной смотрит довольно. Княгиня Александра, поняв, в чём дело, смеялась: у коней, как у людей.
К столице Владимиро-Суздальского княжества подъезжали уже к вечеру. Когда перед ними открылся вид большой крепости и за ней купола соборов Успенского, Дмитровского, Александра ахнула:
— Красота-то какая!
Князь велел проехать и даже остановиться у Дмитровского храма, который очень любил, помнил ещё с детства. Постояли бы, но нужно было спешить, смеркалось.
Князь Ярослав Всеволодович встретил их радостно. Жене, расцеловав, заявил:
— Наконец-то! Думал, совсем меня забыла.
Та зарделась, как девчонка, и смущённо спряталась за рослой фигурой мужа. Князь Александр преклонил перед отцом колено. Ярослав вдруг взял его за уши, поднял лицо к себе и рассмеялся:
— Что, выгнали?!
Молодой княгине стало страшно, ну зачем он так с её мужем? Но глаза князя Ярослава смотрели смеясь. Александр мотнул головой:
— Не выгнали! Сам уехал.
— Молодец! — объявил князь Ярослав и повернулся к снохе. — А ну дай на тебя посмотрю. Хороша, право, хороша! Ещё краше, чем в девках была! Э, да ты, погляжу, на сносях уже? Когда?
— Скоро, — окончательно смутилась Александра.
Позади князя стояли и остальные его сыновья, одного из них, Андрея, Александра уже видела на свадьбе. Он радостно кивнул невестке, подошёл под руку матери, за ним потянулись и братья. Феодосия со слезами на глазах целовала своих выросших мальчиков, гладила их волосы, приводя такими ласками возмужавших юношей в полное смущение.
Женщин увели в покои сразу, а мужчины отправились распоряжаться об устройстве дружинников и слуг. Княгини взяли с собой только своих служанок да велели устроить Палашу, та тоже была на сносях, вот-вот родит. Все боялись, чтоб в дороге дите не появилось, но обошлось.
Они уже поели и успели поговорить с ключницей, а мужчин всё ещё не было. Глядя на клюющую носом от усталости невестку, княгиня велела ей:
— Иди спать! Чего высиживаешь?
— Я мужа подожду, — возразила та, с трудом разлепляя глаза.
— Да они совсем уже поздно ночью придут!
— Почему?
— Пока всех дружинников да слуг не пристроят, не успокоятся. А потом ещё и беседы вести будут, я их знаю! — объявила княгиня и тоже отправилась в свои покои.
Княгиня Феодосия была права, отец и сын почти до утра сидели за беседой.
Князь Ярослав Всеволодович усадил Александра напротив себя и потребовал:
— Рассказывай!
— Что сказывать? — пожал плечами сын. — Содержание урезали, на ловы не пускали, сидишь, точно в клетке какой. Вот-вот путь укажут. Ждать не стал, сам уехал.
Отец рассмеялся:
— Да я не про то! Как Новгород путь кажет, я и сам знаю. Ты мне про Биргера расскажи, слышал я, много уже слышал, как ты с зятем короля расправился.
— А ты-то откуда? — изумился Александр.
Князь Ярослав горделиво приосанился:
— И у меня своих людей по свету немало. — С удовольствием рассмеялся. — Как приятно от чужих услышать, что твоему сыну за ратные дела прозвище Невский дали! Когда-нибудь и твои сыновья тебе такую славу принесут, вот тогда ты меня поймёшь. А теперь подробно расскажи, как понял, что шведов у Невы бить надо? Как битву устроил. Всё рассказывай. Или ты устал? Так можем завтра.
Конечно, князь Александр очень устал, но глаза отца слишком горели желанием немедленно услышать о подвиге сына, потому он не смог отказать. Стал толково объяснять, как пришла мысль не ждать шведов в Ладоге и тем более в Новгороде, а выйти навстречу. И сделать так, чтобы не заподозрили о его подходе.
— А я слышал, что тебе Биргер даже вызов на бой прислал, мол, не сдашься, рабом будешь!
Молодой князь чуть сморщился:
— Да не было никакого вызова. Откуда такая молва пошла, и сам понять не могу. Нас о появлении шведов ижорцы предупредили, что морскую стражу несли. Они и наблюдали всё время, без Пельгусия с его людьми нам бы не справиться. А знаешь, как мои новгородцы бились! И ладожане тоже! И сами ижорцы!
Глаза Александра горели, когда он рассказывал о Гавриле Олексиче, о Якове Полочанине, о Мише, о Савве, подрубившем шатёр, о гибели Ратмира, о Елифане, стрелявшем с помощью ног, о Канюше, заслонившем его собой... Ярослав смотрел на сына и радовался. Не бросился князь рассказывать о том, как сам бился с Биргером и попал тому в узкую прорезь шлема, а говорил о людях, что были рядом с ним. Настоящий воин вырос, настоящий князь! Не зря ему новгородцы имя дали Невский! Сердце отца переполняла гордость. Настолько, что на его глазах даже выступили слёзы. Александр испугался:
— Что, отче?
Князь Ярослав смахнул скупую слезинку загорелой рукой и вздохнул:
— Я радуюсь, Саша, что хорошего сына вырастил, хорошего князя и хорошего воина.
