— Не бывать этому!
Большинство бояр поддержало Онания. Посадник вздохнул, прав владыко, во всём прав.
— Чего вздыхаешь? — возмутился Онаний.
Степан Твердиславич покачал головой:
— Ох, как бы не пришлось обратно звать!
— Кого?! — заорал Колба. — Князей не робкого десятка и без Александра хватит!
Что мог возразить посадник? Тем более что вспомнил рослого мужика с лицом, перемазанным сажей, в тёмном переулке. Пожал плечами и отправился сообщать весть князю.
Княжий терем на Торговой стороне, только за городской стеной, так давным-давно решили новгородцы. Когда-то князь Ярослав Владимирович поставил свой двор совсем рядом с торгом, но потом, когда Новгород сначала всех князей повыгнал, а затем стал приглашать по договору, было решено и княжий двор поставить подальше, на месте бывшего Городища. Жили князья, получалось, на выселках. Для дружины это неплохо, и город чувствует, что князь только для защиты, а не суд судить. Для суда у них вече есть. На том стоит и стоять будет Господин Великий Новгород. Посадник ехал и думал, что в этом бояре правы. Если князь Александр начнёт свой суд вершить да за город всё сам решать помимо дружинных дел, то чем тогда Новгород от остальных городов отличаться будет? А как скажешь об этом князю? Обидели его новгородцы, вернее, боярский совет, содержание урезали, земель не дают, где ему денег на дружину брать? Не идти же походом с грабежом?
На княжьем дворе порядок. Это ещё с Ярослава Всеволодовича повелось — каждой вещи своё место, все при деле, никто не болтается. Сын в отца пошёл, что разумом, что горячностью. Тоже скор на решения, сейчас фыркнет и поедет из города сам. А вернётся ли, когда обратно позовут? Бог весть. Посадник после разговора с епископом был уверен, что позовут.
Так и вышло. Князь Александр спокойно выслушал речь посадника, хотя тот и постарался смягчить сообщение, и вдруг позвал княгиню, тихо сидевшую в дальнем углу:
— Послушай, Сашенька, всё как я говорил! Новгород недоволен своим князем!
— Князь, не горячись, бояре ещё не весь Новгород, — попробовал его успокоить Степан Твердиславич.
— Что же мне, ждать, пока силой не погонят? Или совсем на ворота не укажут? Не бывать тому! Слушай мой ответ, боярин. Передай остальным: отъезжаю из города!
«Не вернётся!» — подумал посадник, глядя вслед удалявшемуся широким шагом князю. А с крыльца уже слышались его распоряжения о подготовке к отъезду.
В покои, где шёл разговор, вошла княгиня Феодосия, глянула косо, недобро усмехнулась:
— Что, Твердиславич, опять князя из города гоните? Сколь раз так поступали, потом обратно зовёте ведь! Новгороду ли сейчас героями перебирать, когда враг у ворот? От одних спас, другие налезают. Что без князя делать-то будете?
Посадник развёл руками:
— То не моё решение, княгиня.
— А я и не тебе говорю, я к Новгороду сейчас обращаюсь. Или уже какого другого себе нашли? Не Ярослава ли Владимировича, что Псков предал? Чтоб он теперь и Новгород предал?
Молодая княгиня во все глаза смотрела на свекровь, никогда не слышала от неё таких резких слов, даже не подозревала, что так строго говорить может. Все знали княгиню Феодору как тихую и ласковую. А посадник и подавно рот раскрыл, неужто тихая и незаметная княгиня может такие разумные речи вести, так во всём разбирается? Вот тебе и княгиня! Неудивительно, что сын разумен, коли не только отец, но и мать так умна, рассуждает что твой боярин или даже сам князь!
Посадник уходил из княжьего терема с тяжёлым сердцем, хорошо понимал, как обидел город своего князя-победителя, как обижена княгиня, у которой сначала мужа то выгоняли, то снова звали, теперь вот сына... И молодая княгиня тоже такого не простит, вон как глядела своими серыми глазищами!
На следующий день Господин Великий Новгород узнал новость: обидевшись на бояр, князь Александр Ярославич Невский с княгинями Феодосией и Александрой и своей дружиной из города отъехал. Великий Новгород остался без князя!
Те новгородцы, кто видел возок князя и его самого с дружиной, удалявшихся по льду Ильмень-озера, только сокрушённо качали вслед головами: такого князя город потерял. В Новгороде зрело недовольство — бояре виноваты, что князя Александра Невского прогнали! До веча дело не дошло, но народ на площади собрался. Требовали к ответу посадника и бояр, чтоб сказали, за что указали на ворота князю Александру? Онаний быстро понял, что, если не успокоить горожан сейчас, позже могут выйти большим числом, будет только хуже. Бояре отправились на площадь.
Собравшиеся слушать Онания не стали, потребовали, чтоб сказал Степан Твердиславич:
— Тебе, боярин, не обессудь, веры нет! Пусть Степан Твердиславич речь держит!
Пришлось посаднику выходить вперёд. Из толпы неслись выкрики:
— Отвечай, за что указали путь князю Александру Невскому?!
Степан покачал головой, попытался перекричать толпу:
— Не гнали князя! Сам отъехал!
Народ требовал:
— Побожись!
Посадник медленно, с чувством перекрестился:
— Вот вам крест! Клянусь, не сам отъехал!
Это на минуту остудило собравшихся, но тут же снова начали кричать, что довели бояре князя, что бросил он Новгород! Теперь вперёд вышел уже снова Онаний:
— Тихо! Да тихо же, говорю! Слышали клятву посадника? Верно клянётся, не гнали князя, только не позволили самому без веча суд судить да землями новгородскими распоряжаться! Господин Великий Новгород, — боярин обратился к собравшимся точно к вечу, — вольно ли тебе вече отменить?
Толпа взвыла:
— Нет!
— И мы князю так же сказали, чтоб не судил и не рядил сам без вас!
Новгородцы ещё долго гудели, плохо верилось, что такой разумный и заботливый к людям князь, каким увидели за время похода Александра Ярославича, мог не согласиться с боярами и пойти против веча. Многие качали головами:
— Всё так, да не так... Крутят что-то бояре...
Но шум улёгся, удалось почти успокоить город. Помогло ещё то, что в Новгороде так и не хватало хлеба и многого другого.
Боярский совет не рискнул собирать вече для приглашения нового князя, могло плохо кончиться, ведь за Невского горой стоял простой люд города. Решили пока повременить, пусть страсти улягутся.
А князь Александр Невский уезжал из негостеприимного Новгорода, не раз гнавшего и возвращавшего обратно его отца, а теперь вот и его самого. Князь тряхнул светлыми волосами, нет, его не прогнали, успел сам уйти.
Пред отъездом, когда уже ушёл посадник, Александр вернулся в покои и, подойдя к сидевшим рядышком матери и жене, вдруг преклонил перед ними колено, низко опустил голову:
— Простите меня.
