– Что вы хотите этим сказать? Я могу уехать, куда хочу, и имею право делать, что я хочу…
– Но то ли это, чего вы хотите? – перебил Бенедикт.
Шарлотта тяжко вздохнула.
– Того, что я хочу, – этого никогда не будет. И не было…
Он подошел к ней вплотную и пальцем приподнял ее подбородок.
– Совсем никогда? Даже тогда, когда вы впервые уехали в Лондон?
Она отстранила его руку.
– Бенедикт, прекратите. Что же касается вашего вопроса… Всякий раз, когда я покидала какое-то место, я делала это только по необходимости. И сейчас – то же самое. Я не хочу уезжать из Строфилда, но…
– Не хотите из-за золота?
– Нет, не из-за золота. – Последовало несколько сдавленных вдохов – было ясно, что она изо всех сил старалась не расплакаться. – Все дело в том, что я… В какой-то момент я начала думать, что у меня может быть семья.
– С Мэгги?
– С вами, Бенедикт. – Она произнесла эти слова очень тихо, почти шепотом, – а потом вдруг истерически рассмеялась и добавила: – Ну вот… Теперь я вся обнажена. Возьмите мое сердце, Бенедикт, пришпильте его к стене, – пусть свет пялится и насмехается.
Он не знал, что на это сказать. Более того, не знал, что должен был чувствовать. И казалось, что сердце его на несколько мгновений остановилось.
– Шарлотта… – Бенедикт судорожно сглотнул.
– Не говорите ничего. Мне не следовало этого говорить, – прошептала она. Тем не менее это было сказано – и что же теперь?
– Шарлотта, ведь я «флотский рыцарь», и у меня нет своего жилья. Я получаю содержание только при условии, что живу в замковой комнате один. А семья – это то, чего я никогда не смогу иметь.
– Вы могли бы отказаться, – сказала Шарлотта. – И…
– И питаться воздухом? Или, может быть, жить за счет доброты посторонних людей? – Он сокрушенно покачал головой. – Впрочем, именно так я живу сейчас, но это не может продолжаться бесконечно. И знаете, я бросал одно дело за другим. Я никогда ничего не заканчивал. Единственное, что я умею по-настоящему, – это странствия.
Сейчас ему ужасно хотелось оказаться в каком-нибудь отдаленном уголке мира – только бы не говорить Шарлотте эти слова.
Она тихо вздохнула и кивнула.
– Да, понимаю. Просто я… Ну, мне просто пришла в голову такая мысль, вот и все. Такое со мной случается…
– Со мной тоже. Но я знаю, что эти мысли ни к чему не приведут.
Тут Шарлотта пошла дальше, и Бенедикту пришлось проделать остаток пути до дома викария в одиночку.
Шарлотта застала обоих родителей в передней гостиной – редкий случай. И они пили чай.
– Дитя мое! – Викарий встал; он был очень встревожен. – Что с тобой случилось?
Шарлотта не сразу поняла, что так встревожило отца. Затем, внезапно осознав, что до сих пор сжимает в руке испачканный кровью носовой платок – губа же ее была разбита и опухла, – в растерянности пробормотала:
– Выставка картин… – Она тяжко вздохнула. – Там была я. На всех картинах. – Но она не стала объяснять, какого рода были эти картины.
Но миссис Перри догадалась, о чем речь.
– О, Шарлотта! – воскликнула она. – Значит, теперь все… Господи помилуй… Неужели весь Строфилд знает? Что же они…
– Успокойтесь, миссис Перри, – сказал викарий. Он нахмурился и, взглянув на дочь, добавил: – Итак, Шарлотта, о твоей лондонской жизни узнали и здесь…
– Возможно, еще нет, но завтра точно все узнают.
Мать Шарлотты тихо застонала, а отец продолжал:
– Что ж, вероятно, я теперь потеряю приход, и нам придется отсюда уехать. – Причем он произнес это довольно спокойно – как если бы давно уже был готов к подобному повороту событий. А его жена снова застонала.
Не в силах выносить все это – ведь от нее в доме викария были одни только неприятности, – Шарлотта пробормотала:
– А где Мэгги? Мне нужно ей рассказать… что-нибудь.
Но она уже знала, где искать девочку. Не дожидаясь ответа родителей, Шарлотта выскочила из дома и побежала через лужайку, находившуюся между домом и конюшней.
Мэгги сидела возле холмика земли над могилой собаки. Сидела, подтянув к груди колени и обхватив их руками. Здесь был и Бенедикт; он о чем-то тихо разговаривал с девочкой. Услышав шаги Шарлотты, он встал и проговорил:
– Дамы, я вас оставлю, не буду вам мешать. Кажется, где-то возле каменной стены я унюхал запах полемониума. Думаю, это был бы прекрасный цветок для могилы Капитана.
С этими словами Бенедикт удалился. Шарлотта же села рядом с девочкой, в точности повторив ее позу.
– О чем вы с мистером Фростом говорили? – спросила она.
Шарлотта втайне надеялась, что Бенедикт уже сообщил Мэгги какие-то новости. Девочка пожала худенькими плечами.
– Он просто спросил, как я. Сказал, что знает, что я любила Капитана.
– Мистер Фрост – хороший человек, – сказала Шарлотта. Она помолчала, собираясь с духом, потом заявила: – А я – не очень-то хорошая женщина.
Разжав руки, Мэгги вопросительно взглянула на нее.
– Тетя Шарлотта, что вы имеете в виду? Что случилось?
– Во время своих путешествий я делала некоторые вещи, которые некоторым людям не нравятся, – со вздохом пробормотала Шарлотта.
– Какие вещи?
– Ну… Гм… – Шарлотта замялась. Как же объяснить это девочке? – Видишь ли, я брала деньги за то, что проводила время с людьми.
– Как на работе? – спросила Мэгги.
– Да, это и была в некотором роде работа. Но…
– Ну это же нормально… У многих людей есть работа. Вот дедушка, например, – викарий.
– Да, верно. Но, возможно, из-за моей работы, которую некоторые люди считают плохой, дедушке придется оставить здесь службу. Так что он уже не будет викарием.
– Я не понимаю… – пробормотала Мэгги. – Какое отношение ваша работа имеет к дедушке и к его делам в Строфилде?
«Хороший вопрос, девочка моя», – со вздохом подумала Шарлотта.
– Понимаешь, некоторые думают, что семья викария должна быть безупречной.
– Глупость какая… Никто не безупречен. Кроме Иисуса, конечно. Но даже Он иногда швырял вещи.
Шарлотта невольно улыбнулась.
– Ты замечательная девочка, Мэгги. И очень умная.
Малышка на несколько мгновений задумалась – и улыбнулась в ответ.
А Шарлотта снова вздохнула. Увы, она не заслуживала этой детской улыбки. Ей следовало рассказать своей дорогой девочке, что она, Шарлотта, очень перед ней виновата. Да-да, виновата! Она лишила свою дочь будущего!
Собравшись с духом, Шарлотта проговорила:
