Некоторое время они сидели молча. Потом Бенедикт попросил:
– Расскажите про водопад. Мне кажется, что течение речки не очень быстрое, верно?
– Да, не очень. Хотя после каждого дождя речка становится быстрее. И здесь повсюду в камнях трещины. Камень же серый, как… как спина слона.
– Никогда не видел спину слона, – сказал Бенедикт, – но серый цвет мне знаком.
– И это – благодарность за мою попытку быть поэтичной и описывать все в красках?! В следующий раз я опишу вам все предельно просто и сухо.
– Описывайте так, как вам нравится. Я хочу видеть все вашими глазами.
Шарлотта тихонько вздохнула.
– Никто не должен видеть мир так, как я его вижу. Вы же знаете, кто я такая. Вернее – кем была.
– Да, знаю, – кивнул Бенедикт. – Но я все равно хочу видеть то, кто видите вы.
Он заморгал, глядя в даль, которую не мог видеть.
Шарлотта же вдруг обнаружила, что тоже моргает. А ее ресницы стали мокрыми от слез.
– Ладно, хорошо. Тогда… вот что я вижу. – Сделав глубокий вдох, она вновь заговорила: – Тут почти все покрыто ковром из зеленого, желтого и коричневого цветов – это трава и разные другие растения, которые живут на болотах, только одни растут, другие умирают, а третьи еще не проснулись. А дорога сюда идет все вверх и вверх, но так постепенно, что этого не чувствуешь. Когда же оглянешься, то сразу видно, как высоко ты поднялся.
– Да, я это чувствую, – тихо произнес Бенедикт. – Когда вы мне об этом говорите, я чувствую все, что вокруг меня. А что еще? Как насчет неба?
– А небо такое светлое, что кажется почти белым, и облака с ним сливаются. Иногда облака низкие и мрачные, но сейчас они высоко и похожи на гигантские клочки ваты. И чем дальше смотришь, тем больше вокруг голубизны, так что в самом конце земля и небо сливаются воедино и становятся похожими на море. Или на то, что мне представляется морем. Никогда его не видела, видела только Темзу…
Они еще до этого держались за руки; когда же пальцы их переплелись, Шарлотта почувствовала, как по всему ее телу пробежала горячая волна.
– Слушая вас, я подумал, что вам бы стоило написать мемуары, – тихо сказал Бенедикт.
Шарлотта засмеялась и тут же фыркнула.
– Ах, глупости! Что интересного я могу написать?
– Что может написать бывшая куртизанка?.. О, я думаю, люди захотят прочесть все, что вы можете рассказать. – Бенедикт усмехнулся. – Уж я-то точно захотел бы, если бы мог читать. Но поскольку я читать не могу… Думаю, мне придется просить вас читать мне вслух.
– Вы бы захотели прочитать рассказ о моих отношениях с другими мужчинами? – Шарлотте подобное желание показалось странным.
Поерзав на камне, Бенедикт улегся на спину и, закинув руки за голову, проговорил:
– Хотел бы, но не ради самих рассказов, нет. Просто мне хочется узнать, как вы взяли штурмом светское общество. И было бы очень любопытно услышать ваш рассказ об этом… Ну, так что же?
Шарлотта молчала. Бенедикт, как всегда, выразился так, чтобы у нее была возможность сказать «нет». Однако же… Подтянув колени к подбородку и обхватив их руками – это была ее любимая поза, – Шарлотта проговорила:
– В этом нет никакой тайны. Все случилось… по необходимости. И происходило постепенно, день за днем.
– А с чего все началось?
– Началось с картины. С портрета, написанного с меня более десяти лет назад. Мне тогда было восемнадцать, и мне нравилось, когда мне говорили, что я такая красивая, что с меня можно писать картины. О, мне это настолько нравилось, что я даже не отказалась раздеться.
– Тот художник оказался счастливчиком, – заметил Бенедикт. Он вытянул перед собой ноги и скрестил их в щиколотках. – Вас рисовал житель Лондона?
– Нет, это был… – Шарлотта судорожно сглотнула. – Это был Эдвард Селвин.
Сопоставив сроки, Бенедикт должен был догадаться, что именно Эдвард – отец Мэгги. Но Бенедикт сказал совсем не об этом.
– А… ваш сосед? – пробормотал он.
– Да, он самый, – сказала Шарлотта. – Полагаю, Эдвард считает себя самым недооцененным живописцем Лондона.
– Как такое может быть, если он нарисовал вас? Думаю, он по праву должен считаться королем в художественном мире.
– Какой же вы льстец! – рассмеялась Шарлотта. – Позвольте вам напомнить, что вы не знаете, как я выгляжу нарисованная.
– Верно, не знаю. Но я проводил руками по самым знаменитым статуям Парижа, а они даже близко не приближаются к красоте ваших форм.
Шарлотта тихонько вздохнула.
– Ах, Бенедикт, когда вы говорите мне такое… Я даже не знаю, о чем рассказывать вам дальше.
– Тогда ничего не рассказывайте. – Он принялся поглаживать ее по спине – вверх и вниз, медленно и нежно… – И я скажу вам еще кое-что, мисс Перри. Кое-что правдивое, откровенное и, наверное…
– Фривольное, – подсказала Шарлотта.
– Да-да, именно так. Но сначала, если позволите, мне хотелось бы задать вам один…
– Можете спрашивать меня о чем угодно, – перебила Шарлотта. – Я готова ответить на любой ваш вопрос.
– Что ж, тогда…
– Спрашивайте, Бенедикт. О чем угодно.
– Видите ли, я знаю, что куртизанка – это прежде всего хозяйка и та, кто развлекает. Но когда у вас появляется покровитель, ваша роль должна была иногда приводить вас в спальню, не так ли?
– Да, так и было, – отозвалась Шарлотта. И тут же почувствовала, что лоно ее увлажнилось. «Какая же я развратная!» – воскликнула она мысленно.
А Бенедикт, по-прежнему поглаживая ее по спине, продолжал:
– Но как может быть… Ох, наверное, я не должен об этом спрашивать, ведь я…
– Теперь уже просто должны, – перебила Шарлотта. – Должны, раз уж начали. Так о чем же вы хотели спросить? О, я сгораю от любопытства!..
– Гмм… – протянул Бенедикт.
Шарлотта внимательно посмотрела на него. Он явно покраснел – это было заметно даже под загаром, покрывавшим его лицо.
– Ну, спрашивайте… – сказала она.
– Как можно заниматься любовью с человеком, к которому… который вас не привлекает? – пробормотал Бенедикт. Он задал этот тайный запретный вопрос, потому что ему было очень любопытно. Долго не решался спросить об этом – и вот теперь, наконец, решился.
Шарлотта откашлялась и проговорила:
– Ну… Если ситуация того требует, то… Тогда я нахожу в этом человеке хоть что-нибудь привлекательное. Возможно, от мужчины приятно пахнет. Или у него приятный голос. Может быть, он щедрый или добрый. Поверьте, почти в каждом можно найти что-нибудь привлекательное.
– Почти?
Медленное поглаживание по ее спине прекратилось.
