– Зачем к дверям придвинули мебель? – спросил викарий. – Мистер Фрост, это… что-то морское?
– Это для безопасности, – ответила Шарлотта. – Мистер Фрост, может быть, вы расскажете им, что случилось? А я пока займусь собакой.
Бенедикт кивнул, потирая левый бицепс. Шарлотта же тотчас вернулась в комнату. Она присела на корточки рядом с гончей и всхлипывавшей Мэгги. Покосившись на дочь, спросила:
– Хочешь сама обтереть Капитана? Или мне это сделать?
– Нет, я сама, – сказала Мэгги. – Как только собака станет чистой, с ней все будет в порядке, правда?
Шарлотте не хотелось говорить «нет» и в то же время не хотелось обманывать девочку. Немного подумав, ответила:
– Дорогая, твоя собака уже не молода. Ей сейчас нужно больше отдыхать.
Мэгги отвернулась и стала обтирать собаку, а также вытирать лужу, образовавшуюся под ней.
Шарлотта же, пытаясь сменить тему, проговорила:
– Я никогда не заплетала тебе ленты в косы. Хочешь, заплету перед тем, как мы пойдем в церковь?
– Нет. И я не хочу сегодня идти в церковь, – пробурчала девочка.
Шарлотта едва не засмеялась. Как часто в детстве она сама говорила эту фразу родителям. Ей ужасно не нравилось сидеть в церкви, когда можно было бродить по воде в ручье у подножья водопада Киндер или плести из полевых цветов красивый венок на голову, чтобы произвести впечатление на мальчишку Селвина. Последняя мысль тут же стерла с ее лица улыбку.
– Полагаю, это был какой-то воришка, – услышала она голос Бенедикта. – К счастью, ваша дочь забинтовала мне руку, а потом мы в целях безопасности забаррикадировали двери. Ну, на всякий случай…
– Ох, до чего дошла наша деревня… – простонал викарий. – С тех пор как той служанке дали золотой соверен, кругом незнакомые лица, воровство и…
– Не волнуйтесь, преподобный! – перебила викария жена. – Не надо так волноваться.
Мэгги тихо всхлипнула, а Шарлотта пробормотала:
– Удивительно, как быстро хорошо знакомое место может стать незнакомым…
– Кухарка все еще нервничает, – напомнила Баррет. – Из-за того, что двери загорожены… и вообще.
– Да-да, конечно, – кивнул викарий. – И знаете, все это очень… Впрочем, я уверен, что все это ничего не значило и мистер Фрост теперь уже неплохо себя чувствует. А моя проповедь… Сегодня я буду говорить о благотворительности, а не о жажде наживы. Если, конечно, смогу найти мои заметки…
Шум за дверью стих, и Шарлотта, пытаясь улыбнуться, сказала:
– Теперь, Мэгги, давай одеваться, а потом спустимся на завтрак.
– Я сегодня не буду завтракать, – заявила девочка. – Капитан не сможет спуститься по лестнице, поэтому я останусь с ним.
Мэгги тяжело вздохнула и стала ласково поглаживать старую собаку. Капитан прищурился и едва заметно шевельнул хвостом.
«Что должна сказать в этой ситуации мать?» – спросила себя Шарлотта. Немного поразмыслив, проговорила:
– Тебе нужно поесть, дорогая. А потом вернешься к своей собаке.
– Но я не могу оставить ее одну!
– Но дорогая моя… – начала Шарлотта и тут же умолкла. Ох, ведь она вполне могла бы сказать: «Брось всю эту суету из-за собаки».
Шарлотта сделала глубокий вдох. К счастью, она удержалась от слов, которые наверняка были бы слишком резкими. Если она начнет спорить с расстроенной Мэгги, то девочка еще сильнее расстроится. Интересно, есть ли у Мэгги хоть какие-то друзья? О, друзья были редкостью и в те времена, когда она, Шарлотта, и ее сестра были детьми. Как дочери викария, они считались слишком респектабельными, чтобы играть со слугами, но слишком бедными, чтобы дружить с отпрысками местных благородных семейств.
Не торговцы, но слишком бедные для благородного сословия, они не подходили ни тем, ни другим, поэтому оставались одни. То же самое, должно быть, относилось и к Мэгги – девочка проводила время в обществе собаки и древних греков. Ей бы нужно было иметь с полдюжины братьев, сестер и кузенов, а также пообщаться с детьми торговцев, моряков и… Ну, может быть, еще исследователей-любителей.
Шарлотта тихо вздохнула и сказала:
– Ладно, давай посмотрим, сможем ли мы отнести ее вниз.
Кто-то забарабанил пальцами по дверному косяку. Шарлотта подняла голову и пробормотала:
– О, мистер Фрост…
Бенедикт, стоявший у порога спальни, проговорил:
– Я отодвинул всю мебель от дверей. Теперь вы позволите мне послужить моему капитану?
– Мистер Фрост, но вы не одеты, – пожурила его Мэгги.
Бенедикт был без лейтенантского кителя, порезанного и испачканного кровью, и на нем сейчас были только рубашка и жилет, а плотно облегавшие ноги бриджи и высокие сапоги дополняли наряд – он являл собой образец мужественности.
– Я одет настолько, насколько могу, – сказал он, состроив комичную гримасу. – Мой китель этой ночью пережил весьма неприятное приключение. Разве вы не слышали, как я рассказывал об этом вашим бабушке и дедушке? Давайте-ка я спущу Капитана вниз и расскажу вам самое страшное.
Мэгги вскочила на ноги и сказала:
– Да, хорошо. Капитан лежит возле камина, на плетеном коврике.
«Который придется выстирать или выбросить – как рубашку Бенедикта», – со вздохом подумала Шарлотта.
Бенедикт же подошел поближе к собаке и присел рядом с ней на корточки, бормоча что-то себе под нос, но так тихо, что его слова невозможно было расслышать. Это походило на тихое пение, и Шарлотта приблизилась к нему, надеясь расслышать хотя бы несколько слов, по которым можно было бы узнать песню.
– Хмммм-хмм-ммммм. Мисс Перри, не слушайте, – полусказал, полупропел Бенедикт. – Это моряцкая песня, и она не для женских ушей. Хмммм-хмммм…
Под эту песню Капитан снова зашевелил хвостом, и Бенедикт осторожно поднял его с коврика.
– Мисс Мэгги, – сказал он, – не будете ли вы любезны пойти вперед и открыть входную дверь? Я думаю, этот добрый сэр не прочь полежать некоторое время на солнышке.
Маленькая процессия медленно спустилась по скрипучей лестнице. Мэгги открыла входную дверь, и все трое, полуодетые, столпились на крыльце. Затем Бенедикт, сделав несколько шагов, положил собаку на влажную от росы травку. Коротко тявкнув, старая гончая вытянула лапы и перекатилась на живот.
– Вот, ей так же нравится на солнце, как и мне, – сказал Бенедикт.
– Мистер Фрост, вы очень добры к ней. – Мэгги крепко скрестила руки на груди – тонкая ночная рубашка была слабой защитой от утреннего ветерка. – У вас когда-нибудь была собака или кошка?
Бенедикт покачал головой.
– Нет, никогда. До двенадцати лет я жил в Лондоне, а потом ушел в море. На корабле нет места для собак и кошек.
