Марины и Джеймса там не было.
Четырнадцать
МАРИНА
Меня разбудил звук, тот самый, с каким дерево скользит об дерево. Я моргнула, не узнавая ни выцветшие голубые обои, ни груды каких-то деталей от компьютера на столе в углу.
Ни руки, обнимающей меня за талию.
Потом все вспомнилось, и голова резко потяжелела. Нат. Кровь. Больница. С каждой мыслью тяжесть все увеличивалась, и в в конце концов у меня едва хватило сил повернуть голову в ту сторону, откуда донесся разбудивший меня звук.
У шкафа в изножии кровати стоял Финн и смотрел на нас с Джеймсом, свернувшихся на его кровати.
– Я просто зашел за чистой одеждой, – сказал он.
– Финн…
– Я буду на кухне.
Он вышел и притворил за собой дверь. Я сделала вдох и почувствовала боль в груди, как будто взгляд Финна прожег меня насквозь, хоть я и не понимала, почему так. Выбравшись из-под руки Джеймса, я пошла следом за Финном на кухню. Финн разбивал яйца и выливал их на сковородку.
– Ну что, ты все-таки окрутила его? – поинтересовался Финн и подмигнул мне.
– Что? – переспросила я, удивленная такой внезапной переменой в его поведении.
– Ты должна отдать Джеймсу должное. – Финн с такой силой размешивал яйца ложкой, что брызги вылетели из сковороды на горелку, там зашипели и почернели. – Он храбро сражался, но твои женские уловки – или их надо называть достоинствами? Я вечно путаю – в конце концов очаровали его? Твои подруги будут гордиться тобой. Ты им уже написала?
– Ну ты и урод! – прошептала я. – У него вчера ранили брата!
Финн пропустил мои слова мимо ушей.
– А ты уже подумала, как вы назовете детей? Я уверен, что у тебя есть в запасе несколько вариантов.
Я толкнула его.
– Заткнись!
Финн вскинул ложку, показывая, что сдается, и рассмеялся.
– Выдыхай, Эм. Расслабься.
В кухню вошел Джеймс, весь помятый и взъерошенный. Его волосы торчали во все стороны. В другое время я нашла бы это невероятно очаровательным и добавила кадр в мой виртуальный фотоальбом Джеймса. Но я никак не могла уразуметь, почему колкие замечания Финна так задели меня. Потому, что его насмешки выставляли меня и моих подруг такими… корыстными? Из-за неистребимых сомнений в том, что Джеймсу действительно кто-то нужен, и этот кто-то – именно я?
Если бы только он посмотрел на меня! Но Джеймс уткнулся взглядом в пятно на линолеуме.
– Мне нужно обратно в больницу, – сказал он. – Прошло уже почти пять часов. Кузина Алиса там уже довела Вивианну до сумасшествия.
– Сперва тебе надо поесть, – сказал Финн.
– Я не голоден.
– Плохо.
Мне хотелось встряхнуть его. Да посмотри же на меня! Но он не смотрел, и у меня противно заныло под ложечкой. Неужто Финн прав? Неужели я такая дура, что готова выбирать имена нашим детям, когда для Джеймса случившееся ничего не значит?
В задней части дома отворилась дверь – к нам приближался стук и шаркающие звуки. Финн сунул сковороду и ложку мне. Я на мгновение растерянно уставилась на них, а потом стала нерешительно помешивать яичницу.
– Ма! – позвал Финн. – Тебе что-то нужно?
В кухню, тяжело опираясь на ходунки, вошла мисс Эбботт. Свитер и спортивные брюки болтались на ней, такая она была худая.
– Просто немного сока.
– Я принесу тебе. Иди ляг.
Я взглянула на Джеймса и поняла, что состояние миссис Эбботт стало для него такой же неожиданностью, как и для меня.
– Я хотела поздороваться с твоими друзьями, – сказала она, сопротивляясь попыткам Финна развернуть ее обратно в спальню. – Я очень рада, что наконец встретилась с тобой, Джеймс. Мне очень жаль, что с твоим братом случилась такая беда.
Джеймс заерзал.
– Спасибо, мэм.
Мне показалось, что яичница начала пригорать, и я сняла сковороду с плиты.
– Ма, – тихо сказал Финн, – ты так устанешь.
– Со мной все нормально, солнышко. Не волнуйся. – Она с трудом дошла до холодильника, одной рукой оперлась на ходунки, а второй открыла дверцу. Финн принес ей стакан, а она достала из холодильника пакет апельсинового сока. – Как он себя чувствует? Ничего, что я интересуюсь?
– Врачи говорят, что положение критическое. Он все еще без сознания. – Джеймс говорил еле слышно и не смотрел на миссис Эбботт. Он никогда не умел общаться с чужими людьми, даже в более подходящих обстоятельствах. – Я сейчас возвращаюсь в больницу.
– Конечно-конечно, – сказала миссис Эбботт. Финн забрал пакет с соком из ее дрожащей руки и наполнил стакан, а она наклонилась и поцеловала его в щеку. – Там в кладовке есть игры в дорожных вариантах, можете их взять. Пригодится для комнаты ожидания. Финн, пойди возьми их.
– Хорошо. – Финн взял мать под руку и помог ей выйти. Но дом был маленьким, и мы с Джеймсом по-прежнему слышали их разговор на пути от кухни до хозяйской спальни.
– Я останусь дома, – сказал Финн. – Я больше не оставлю тебя одну.
– Солнышко, со мной все будет хорошо. А твой отец скоро вернется. Побудь с другом.
– А вдруг тебе что-то понадобится?..
– Финн. – Я слышала такие интонации от Лус. – Родитель здесь я. Договорились? Не надо обо мне беспокоиться.
Когда за ними закрылась дверь спальни, я повернулась к Джеймсу.
– Ты тоже не знал? – спросила я, пытаясь говорить будничным тоном.
Джеймс покачал головой, отводя взгляд.
– Похоже на рассеянный склероз.
– Почему он никогда нам не говорил?
– Возможно, не хотел, чтобы мы отнеслись к этому слишком серьезно.
Я вздрогнула. Всего несколько часов назад я швырнула эти слова в Финна, словно оружие, понятия не имея, насколько на самом деле серьезна его жизнь. Представить не могу, что он обо мне подумал, какой эгоистичной и разбалованной я должна ему казаться. Эгоистичной, разбалованной и влюбленной в парня, который никогда не полюбит меня.
Я начинала себя ненавидеть.
Моррис и Спитцер отвезли нас обратно в больницу. По пути Джеймс позвонил Вивианне.
– Ну что? – спросила я, когда он закончил разговор.
– Все то же самое. Врачи говорят, что, когда его состояние достаточно стабилизируется, его переведут в Уолтер Рид – там лучше охрана.
– А что-нибудь сказали про того человека, который стрелял в тебя? – спросил Финн. Я резко взглянула на него. – Ну, то есть про тех людей.
– Людей? – переспросил Джеймс.
– Угу. Марина их видела.
