Финн объяснил Моррису дорогу к своему дому. Ну что, могло быть и хуже. Грэшем-плейс – не Джорджтаун, но все-таки и не тот бандитский район, который мы проезжали несколько кварталов назад. Домик Финна, втиснутый в ряд таких же, отчаянно нуждался в покраске, газон перед ним ужасно зарос, но на окнах не было решеток, а у крылечка стояла скамья и два горшка с анютиными глазками.
– Дом, милый дом, – ровным тоном произнес Финн, когда Моррис припарковал машину у обочины.
Мы с Джеймсом поднялись следом за Финном на крыльцо и вошли в дом. Свет был выключен, но даже в скудных лучах, проникающих сквозь жалюзи, я видела, какой этот дом старый, тесный и захламленный. Мебель была разномастная, и буквально на каждой поверхности лежало что-нибудь такое, чему не стоило там находиться: пачка старых газет, чашка с недопитым кофе, скомканный свитер. В раковине стояла груда посуды, а на диване лежала стопка сложенного постельного белья, словно кто-то поставил жизнь в этом доме на паузу. У нас такого никогда не бывало. Даже если бы не было Лус, я думаю, это взбесило бы мать до такой степени, что она убрала бы сама. Ну, или заставила бы убрать меня.
– Извините за беспорядок, – буркнул Финн, запихнул груду неразобранной почты в ящик шкафа, стер со стола пригоршню крошек и стряхнул их в раковину.
– Ничего страшного, – сказал Джеймс. Я ничего не смогла сказать. Я пыталась не быть той ужасной снобкой, за которую Финн меня принимал, но у меня никогда не было знакомых, которые бы жили вот так. Весь этот дом мог бы поместиться в моей гостиной. Я представила себе, что бы сказали Тамсин с Софией, если бы узнали об этом.
– Финн, солнышко, это ты? – послышалось из соседней комнаты.
– Да, ма!
– Ты не мог бы подойти помочь мне? Твоего отца сегодня вызвали пораньше.
Финн даже не глянул в нашу сторону.
– Я сейчас вернусь.
Когда он вышел, я повернулась к Джеймсу. Он передвинул стопку белья, расчистив себе место на диване.
– Ты знал, что Финн живет здесь?
Джеймс покачал головой.
– Он никогда мне не говорил. Мы всегда встречались у меня дома. Я знал, что его семья не такая обеспеченная, как наша, но мне и в голову не приходило, что все настолько плохо.
Я устроилась рядом с ним на подлокотнике дивана.
– Как им только удалось отправить его в Сайдвелл? Даже со стипендией?
– У него полная стипендия. Он не хотел, чтобы об этом кто-то знал.
– Ты что, хочешь сказать, что Финн умный? – спросила я. Но это было шуткой лишь наполовину.
– Я хорошо это скрываю, верно? – сказал Финн, входя в гостиную. Его улыбка была резкой, как лезвие ножа. – Джеймс, ты можешь занять мою комнату.
– Слушай, не стоит, – начал было Джеймс. – Я не хочу выгонять тебя из…
– Я настаиваю, так что заткнись, ладно? Первая дверь налево.
Джеймс вздохнул.
– Ладно. Только на пару часов. Потом я возвращаюсь в больницу.
– Конечно.
Джеймс встал, и я хотела уже тоже встать и обнять его, но увидела, что Финн смотрит на меня. И я вдруг засмущалась.
– Спокойной ночи, – сказала я.
– Спокойной ночи. – На долю секунды мне показалось, что Джеймс хочет сказать что-то другое, но он повернулся и вышел.
Финн поднял крышку деревянного сундука, служившего кофейным столиком, и вытащил оттуда подушки и одеяла.
– Можешь занять диван, – сказал он. – Я лягу на полу.
– Хорошо.
Он посмотрел на меня.
– Ты могла бы проявить вежливость и хоть немного поспорить.
Я замялась. Мне никогда бы и в голову не пришло предложить, чтобы на полу легла я. Но это его дом.
– Пожалуй, я бы могла лечь на полу…
Финн рассмеялся.
– Я пошутил, Эм.
Слава богу.
Мы устроили для него ложе на полу – положили подушки, служившие спинкой дивана, в узкое пространство между кофейным столиком и дверью на кухню. Моя постель была устроена проще: просто подушка и старое лоскутное одеяло, пахнущее лавандой и нафталином. Не египетский хлопок и гипоаллергенный пух, но клянусь, когда я рухнула на нее, ощущения были даже круче. Когда моя голова коснулась подушки, я уже почти спала.
– Марина!
– А?
Финн молчал так долго, что я почти заснула в тишине.
– Ты любишь Джеймса? – спросил он наконец.
У меня тут же открылись глаза. Эти три слова, произнесенные тихим голосом Финна, тут же прогнали всякий сон.
– Что?
– Ты слышала.
– Это не твое дело.
– Я знаю.
Я повернулась набок и обнаружила, что Финн смотрит на меня, закинув руки за голову. Я еле заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Тогда какая тебе разница?
Он пожал плечами.
– Ну, так.
– Нет, не люблю. Ясно? – сказала я, надеясь, что мой голос не дрожит. – Он – мой лучший друг, и все.
Лицо Финна не изменилось.
– Окей.
– Теперь я могу спать?
– Конечно.
Я повернулась к нему спиной.
– Спокойной ночи, Марина.
Он сказал это так по-доброму, что я залезла поглубже под одеяло, чтобы спрятаться от его голоса и не сказать ничего в ответ.
Двенадцать
ЭМ
Мы с Финном нагнали «кроун вик» у светофора, где особенно долго горел красный, и поехали за ним, выдерживая благоразумную дистанцию, к дому Джеймса. Когда мы подъехали туда, мне пришлось сунуть руки под ноги, чтобы они не дергались. Сейчас я увижу свой дом. Я не видела его с того вечера, когда я улизнула тайком на встречу с Финном и мы сбежали из округа Колумбия. Я даже оставила ключи в цветочном горшке у двери, когда заперла ее за собой, потому что знала, что никогда сюда не вернусь.
Мы смотрели из-за угла, как «кроун вик» поворачивает на нашу улицу. На нее налетела орава фотографов, и водитель ударил по газам. Финн рванул за ним следом, и мой дом пронесся мимо так быстро, что я и разглядеть ничего не успела. Даже не знаю, какое чувство это у меня вызвало, разочарование или облегчение.
– Куда это они? – спросила я, когда «кроун вик» повернула на восток.
Финн нахмурился.
– Точно не знаю.
Мы ехали за ними еще несколько минут, а потом Финн вдруг свернул на заправку. Впереди «кроун вик» проскочила перекресток на зеленый.
– Что ты делаешь?!
– Заправляюсь.
– Но они же уезжают!
