– С кем я должен встретиться, чтобы… меня приняли?
– Он сам тебя найдёт. Думай, решай, иди.
Арсений Васильевич хотел было спросить: куда? - но сдержался.
– Мне нужно в Москву…
– Я могу подбросить тебя до Мурома, - предложил Расен.
– Спасибо! - обрадовался Гольцов. - Koгда вы уезжаете?
– Через полчаса.
– Полчаса?! Но я…-Арсений Васильевич с усилием остановил язык. - Хорошо, я только соберусь и… Можно, я оставлю у вас внучку, на время?
– Нет, - покачал головой дед Павел. - Я тоже уезжаю. Тебя запеленговали во время твоего недавнего с е а н с а, и наш схрон стал небезопасен.
– Запеленговали?! Кто?! - Арсений Васильевич шлёпнул себя ладонью по лбу. - Ну, конечно, Диспетчер! Какой же я болван!
– Одевайся, - сказал дед Павел. - Даст бог, и научишься предвидеть последствия своих деяний.
Расен, стоявший рядом со стариком совершенно неподвижно, вдруг исчез и тут же появился через несколько секунд.
– У нас мало времени, сюда летит вертолёт.
– Буди внучку. - Дед Павел направился к сарайчику во дворе.
Арсений Васильевич преодолел ступор, метнулся к дому.
Через четверть часа они уже ехали по лесной дороге в белой «Ладе-семидесятке», не включая фар. Стеша особенно обрадовалась тому, что её разбудили среди ночи, задала пару вопросов и тут же уснула на плече деда.
Когда они отъехали от сторожки на несколько километров, сзади вдруг расцвело неяркое зарево, машину догнал рокочущий грохот взрыва, ослабленный pасстоянием.
Дед Павел, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, оглянулся:
– Возврата назад нe будет, родич.
– Я понял, - глухо отозвался Арсений Васильевич.
–
Вампиры
–
Он полз по извилистому каменному коридору в полной темноте, то и дело натыкаясь плечами или головой на твёрдые углы, рёбра и выступы. От столкновений особенно доставалось голове, превратившейся в сплошной узел боли, меньше плечам и коленям, а иногда боль пронизывала копчик, будто его кто-то кусал. От одного такого «укуса» Максим закричал… и очнулся, бессмысленно тараща глаза в белое н и ч т о. Потом начал различать в этом «ничто» кое-какие детали, напряг зрение и понял, что лежит навзничь в комнате с белыми стенами и потолком, с которого свисал белый плафон светильника.
Посмотрел налево: стена с белым кафелем, умывальник, полотенце на крючке.
Направо: стена в каких-то бурых пятнах, странные приспособления на ней, напоминающие раскрытые браслеты, ремни с металлическими бляхами, обручи.
Поднял голову, рассматривая кровать, стоящую не у стены, а посреди комнаты, попытался встать и обнаружил, что запястья рук и лодыжки пристёгнуты к лежаку такими же браслетами, какие крепились к стене справа.
Что за бред?!
Он дёрнул руками, ногами, застонал от хлынувшей в голову боли. Опустил голову на твёрдый валик вместо подушки, не в силах вытереть заструившийся по лицу пот.
Где я, чёрт всех дери?!
Почти неслышно открылась дверь, в комнату, освещенную через окно (оно находилось за изголовьем лежака), вошли двое: здоровенный детина с равнодушным лицом, в белом халате санитара, и неопределённого возраста мужчина в песочного цвета костюме. Знакомые лица, однако.
Максим встретил абсолютно бесстрастный, буквально мёртвый взгляд последнего и вздрогнул.
– Змей!
– Надо же, какая у тебя память, - скривил губы майор Резун. - Били тебя, били, а ты всё помнишь. Даже жалко портить такой материал.
– А ты развяжи, - процедил сквозь зубы Максим. - Тогда и посмотрим, чей материал лучше.
Резун поднял бровь, оценивающе посмотрел на пленника:
– Ты не в той форме, чтобы соревноваться со мной.
– Развяжи, если не трус!
Порученец полковника Пищелко ещё раз оглядел лежащего критическим взглядом, кивнул:
– Рассупонь его, сержант.
Санитар достал из кармана связку ключей, отомкнул браслеты.
Максим рывком сел на кровати и едва не свалился обратно от нахлынувшей слабости. Голова закружилась. Чтобы не показать этого, начал массировать кисти рук. Припомнил советы Шамана, расслабился, представил огненный шар в области живота, мысленно послал от этого шара струйки огня по артериям и венам. Стало легче. Тогда он слез с лежака, не обращая внимания на то, что раздет. Покачался с пятки на носок, встряхнул кистями рук. Плечи болели, болел бок, ныла спина, дёргали сосудики в висках, отзывались колючками боли толчки крови в коленях. По-видимому, его и в самом деле крепко били, хотя он и не помнил, когда и кто.
Наблюдавший за ним Резун усмехнулся:
– Хорош, хорош, прямо Аполлон… отделанный. Ну, давай, покажи класс старику.
Максим прыгнул без подготовки, группируясь уже в прыжке, но Лев Резун, бывший инструктор спецназа, оказался быстрее. Удара Максим не увидел, лишь внезапно потемнело в глазах. Упал он, однако, не грудой костей и мышц, а упругим мячиком, откатился к стене, вскочил, прикрывая горло рукой.
Зрение восстановилось.
Противник стоял в двух метрах от него с опущенными вдоль туловища руками, будто это не он встретил только что атаку и отбил её. Губы кривятся в полупрезрительной усмешке. В глазах прежняя п у с т о т а и равнодушие.
– Попробуй ещё.
Максим мотнул головой, прогоняя муть релаксации, сосредоточился на зрении. Сильно зажмурился, до кровавой пелены в глазах, расслабил веки, в упор глянул на Резуна, резко увеличив давление взгляда.
Брови противника взлетели на лоб, в глазах появилась лёгкая тень недоумения.
В то же мгновение Максим кинул тело вперёд по зигзагу, «качнул маятник», отвлекая внимание Змея, и на этот раз достал его! Отбил выпад левой руки, поднырнул под правую, ударил!
Резун с тихим изумлённым воплем отлетел к окну, схватившись за челюсть.
Максим скользнул к нему «крабом», поймал движение руки и корпуса, ударил вразрез.
Резун кубарем укатился в угол палаты, влепился боком в нижние браслеты, заворочался на полу, не сразу приходя в себя.
Максим хотел добить его, зная, что сентиментальность к добру в таких случаях не приводит, но упустил из виду стоящего сзади санитара и поплатился за это. Почувствовав угрозу, начал поворот… и не закончил, провалившись в тёмный колодец беспамятства.
Очнулся от боли в затылке, потом в руке: кто-то наступил ему на кисть, захрустели пальцы. Однако он не издал ни звука, не сделал ни одного движения, лёжа безвольной тушей, из которой вынули все кости.
Восстановился слух.
