Хочу попробовать…
Рано.
Ты говоришь так уверенно… кто ты?
Я - это ты сам, только из другого времени.
Не понимаю…
Поймёшь позже.
Хорошо, тогда научи меня хотя бы излечиваться… и защищаться на физическом плане.
До этого ты должен дойти самостоятельно. Небольшая подсказка: всё зависит от силы воли и реальности поставленной цели.
Но я пытался…
Попытайся ещё раз. - Голос превратился в ворчание, втянулся в кости черепа, исчез.
Арсений Васильевич расслабился, чувствуя приближение боли. Прошептал:
Даруй мя свет… приму тя… свет твой…
Будто и не он сказал, а кто-то внутри его, тот, кто жил в нём помимо сознания.
Боль вошла в тело гигантским когтем, пронзила глаза.
Арсений Васильевич сжался, широко раскрывая глаза и ничего не видя, но не закричал, сдержал стон, напрягся, загоняя боль в точку, в молекулу, в атом, в элементарную частицу. И тотчас же на него хлынул удивительный свет, точнее, тело окунулось в облако сияющих золотом точек, воспринимаемое как свет. Он просочился под кожу, пошёл по сосудам, прогоняя неприятные ощущения, очистил грудь от остатков боли, проник в голову.
На одно мгновение потрясающая глубина раскрылась перед глазами Арсения Васильевича, не то глубина Мироздания, не то глубина его собственного Микрокосма. Он всё понял! И перед тем как потерять сознание - от переполнившей душу силы! - успел настроить все свои внутренние коммуникации на «единый аккорд»…
–
Осуществление
–
Операция по удалению пули из груди Гольцова прошла успешно, и это дало возможность Максиму слегка расслабиться.
Группа сняла два номера в ближайшей к больнице муромской гостинице «Ока» и принялась ждать выздоровления клиента. Правда, Разин решил на всякий случай подстраховаться и назначил дежурство у палаты раненого, согласовав решение с главврачом больницы. Милицию в это дело решили не посвящать, она бы только помешала группе исполнять свои обязанности. Тем более что искать было некого, напавшие на Гольцова бандиты исчезли и в поле зрения больше не попадались.
Не стал Максим и звонить Марине, чтобы не пугать женщину мрачными подробностями происшествия. Она бы непременно примчалась в Муром и тоже ограничила бы группе свободу манёвра. А вот начальству Максим доложил всё без утайки и получил приказ при первой же возможности доставить Гольцова в Москву. В свою очередь, это означало, что у группы появилась реальная возможность отдохнуть, не забывая, естественно, о службе.
Дежурили по двое, по двенадцать часов кряду.
Первую смену отстояли сам Разин вместе с Кузьмичом. Раненого оперировали, и он не мог быть в стороне от процесса.
Во вторую смену напросились Писатель и Штирлиц. Остальные устроились в гостинице и в основном отсыпались, читали газеты и играли в карты.
Следующим вечером в больницу отправились Максим и Шаман. Кузьмич поворчал для успокоения совести, что его игнорируют, но не расстроился.
– Пойду погуляю по Мурому, если ты не против, - сказал он в спину Разину. - Поизучаю местность. Люблю старинные городки.
– Только не нарвись на местную шпану, - проворчал Штирлиц, знавший натуру лейтенанта, - а то ты любишь наводить порядок и укрощать крутых с пальцами веером.
– Обижаешь, начальник, - ухмыльнулся Кузьмич. - Я ж не куражу ради, а пользы для.
Больница, где лежал Гольцов, представляла собой трёхэтажное здание в виде буквы «П». Реанимационная палата находилась на втором этаже, недалеко от координаторской, где всегда дежурила медсестра, за углом коридора. К ней можно было подойти как со стороны холла, где и расположились чекисты, так и со стороны боковой лестницы. Но дверь на лестницу Разин попросил закрыть на ключ, и теперь можно было не ждать с той стороны неприятных сюрпризов.
С восьми часов вечера до двенадцати Максим и Шаман читали газеты, смотрели телевизор, пили чай, потом Максим вспомнил о предложении монаха, которого они доставили из Улан-Удэ в Москву, и пристал к Итигилову с расспросами, что тот имел в виду относительно его будущего.
Шаман был человеком исключительно уравновешенным, однако своенравным и мог вообще делать вид, что не слышит собеседника. Так было и на этот раз. Лишь когда Максим сдался и перестал задавать вопросы, Иван-Доржо заметил:
– Ты человек дела, командир. Мало думаешь. Мало хочешь. Зачем тебе знать, что с тобой будет в будущем? Оно придёт.
– Во-первых, хочу я не так уж и мало, - обиделся Максим, раздосадованный в душе оценкой человека (мало думаешь), которого он уважал. - Во-вторых, почему это я мало думаю?
– Ты плывёшь по течению бытия, - спокойно ответил Шаман. - И не пытаешься выбраться на берег и посмотреть вдаль. Надо иногда выталкивать себя за пределы познанного.
Максим с любопытством посмотрел на обманчиво-сонное лицо собеседника:
– Ты себя выталкивал?
– Меня не надо было выталкивать, как восточный человек я был настроен на индивидуальный путь самореализации.
– И как ты этого достиг?
– Существуют определённые школы, методики, техники расширения возможностей человеческого организма с использованием скрытых резервов психики. Не обязательно родиться колдуном или ясновидцем, способности можно развить.
– Ты хочешь сказать, что колдовству может научиться каждый?
– Не каждый, только тот, у кого есть задатки.
– Значит, у тебя уже были задатки колдуна?
– Не колдуна - видящего скрытую суть вещей. Но я - иное дело, я воспитывался в другой среде. Тебя же можно научить почти всему, чем владею я.
– Вот уж сомневаюсь, - скептически качнул головой Максим.
– Хочешь научиться - оставь сомнения. На первом этапе тебе нужен наставник, учитель, который смог бы помочь тебе подключить к работе незадействованные функциональные блоки мозга. Потом ты освоишься и начнёшь тренироваться сам.
– Было бы славно. А ты не мог бы взять на себя роль наставника?
Шаман помолчал.
– Тебе придётся…
– Знаю, ты говорил: бросить пить, курить и… но всё, что хочешь, только не последнее! Я люблю одну женщину, и она не поймёт…
– Я имел в виду - придётся выполнять обет молчания.
– Омерту, что ли?
– Нечто вроде. В нашей среде не приветствуется иметь учеников вне национального поля.
– То есть я должен быть бурятом?
– Плюс знание обычаев, традиций, родовых связей, языка и так далее. Но у тебя хороша развита интуиция, поэтому можно рискнуть.
– Давай начнём прямо сейчас! - загорелся Максим.
