Бородатый встретил его посветлевший взгляд и отшатнулся, бледнея, выронил нож, заслонился ладонью.
Его подельник вздрогнул, будто получил пощёчину, Арсений Васильевич вытянул вперёд руку:
– Вон!
От этого низкого короткого возгласа лопнул стакан на столике. Оба налётчика схватились за уши и бросились из купе, задевая плечами косяк двери, скуля и подвывая от страха.
Арсений Васильевич ещё несколько мгновений стоял в той же позе, в порыве гнева и ярости, потом словно погас, сел на сиденье, почти рухнул. Силы покинули его. Взгляд упал на нож. Он нагнулся, поднял оружие - это был красивый охотничий нож «вепрь» известного мастера, хотя Арсений Васильевич не помнил фамилии. А вот название ножа почему-то запомнил. Выбросить? Или оставить? Уж больно хорош клинок!
Поколебавшись, он протёр нож салфеткой, сунул в сумку. Авось пригодится в хозяйстве.
Над вокзалом собрался шар из птиц, удивляя пассажиров и работников железной дороги. В уши настойчиво пробивался бесплотный голос Диспетчера, призывающего включиться в процесс коррекции и немедленно изменить условия равновесия на Карипазиме. Но Арсений Васильевич усилием воли «изгнал беса» из головы и принялся анализировать происшедшее.
–
Нападение
–
Полковник Пищелко был не просто зол, он был взбешён.
– Почему вы не выполнили приказ, майор?! - проговорил полковник, едва сдерживаясь; у него побелели ноздри и лицо пошло красными пятнами, верный признак отвратительного настроения. - Почему вы не доставили объект в Управление?
– Потому что ситуация сложнее, чем кажется, - упрямо сдвинул брови Разин, стоя навытяжку. - За объектом ведут наблюдение две группы. Одну мы вычислили и обезоружили, вторая пока гуляет на свободе. Кто они - мы не знаем. Зачем следят за Гольцовым - неизвестно. Я убеждён, что мы должны…
– Вы не должны думать, майор! - ощерился Пищелко, выдвигая вперёд челюсть. - Вы должны исполнять приказы! Если вы взяли топтунов, якобы следящих за объектом, то где они? Эти штучки, - полковник небрежно кивнул на тазер и «вальтер», - можно просто купить, чтобы оправдать невыполнение задания.
Ну да, как же, мрачно подумал Максим, поди купи где-нибудь новейший электрошокер да пистолет с насадкой бесшумного боя. Вслух же он сказал:
– Я не отказываюсь от выполнения задания, но сложившиеся обстоятельства…
– Плевать мне на обстоятельства! Где объект?! Где хотя бы задержанные топтуны, у которых вы изъяли оружие?!
Максим помолчал:
– Они… умерли.
– Что?! - Пищелко едва не хватил удар. Он побелел, хватанул ртом воздух, потрясённый словами подчинённого, нашарил на столе стакан с чаем, выпил. - Ты с ума сошёл, майор?! Что значит - умерли?! Сколько их было?!
– Трое.
– И все трое… умерли?! Вы понима… ты понимаешь, в чём признаёшься?!
– Ни в чём я не признаюсь, - огрызнулся Максим. - Мы их пальцем не тронули… практически. Но у всех троих остановилось сердце. Вот почему я считаю ситуацию нестандартной и требую расследования…
– Всё, майор! Хочешь расследования? Ты его получишь! По полной программе! Где убитые?
Максим сжал зубы:
– Они не убиты! Мы вели допрос… внезапно сработал «Беркут», зафиксировав мощный выброс пси-поля… и все трое потеряли сознание (на самом деле это выглядело чуть иначе, но общей картины событий не меняло) и умерли. Такое впечатление, что кто-то воздействовал на задержанных дистанционно, отчего они и сыграли в ящик, не успев сообщить, что за контора за ними стоит.
Пищелко чуть поостыл:
– Дистанционное воздействие? Тогда это наверняка был Гольцов! Тем более надо было доставить его на базу! Короче, майор, даю тебе ещё один шанс, пока не спохватилось высшее командование. Делай что хочешь, но чтобы через двадцать четыре часа этот деятель был у нас! Понял?
– Я бы хотел всё-таки уточнить…
– Понял, я спрашиваю?!
– Так точно.
– Иди!
Максим чётко повернулся через левое плечо и вышел.
В голове царил сумбур, на сердце лежала тяжесть. Он не знал, как объяснить Марине то, что происходит вокруг её отца, и не хотел признаваться, что и с ней он познакомился только благодаря служебному заданию.
Ломая голову, как выйти из положения, Максим вызвал Райхмана и приказал ему приготовить группу к поездке в Жуковский.
– Опять? - удивился капитан. - Сколько можно?
– Сколько нужно, - сухо отрезал Максим. Райхман посмотрел на плотно сжатые губы командира группы и продолжать в том же духе не рискнул. Лишь проворчал, выходя:
– Не команда, а бумеранг…
Он, наверное, имел в виду, что последние траектории группы действительно напоминали метание бумеранга, с той лишь разницей, что летал сей «бумеранг» вхолостую.
Марина ответила мгновенно, будто ждала звонка:
– Алло, Максим?
– Да, это я, тут такое дело…
– Нам надо встретиться, поговорить.
– Я должен уехать…
– Куда? Когда?
– В Жуковский. Прямо сейчас.
Короткое молчание.
Максим взмок.
– Тем более нам необходимо поговорить! Приезжай к гимназии, буду ждать.
Он хотел было отговориться, что на встречи нет времени, но прикусил язык. Угадать её реакцию было
нетрудно.
– Хорошо, выйди к памятнику через полчаса.
Посидев несколько секунд в ступоре, Максим снова вызвал Штирлица:
– Герман, мне надо отлучиться на час. Выезжаем в четыре, будьте готовы.
– Есть, командир, - ответил озадаченный капитан.
Через тридцать пять минут Максим подъехал к памятнику Одоевскому напротив гимназии, выскочил из машины, в три прыжка преодолел лестницу, перепрыгивая ступеньки и лужи.
Было прохладно, небо затянули тучи, но дыхание весны уже сказывалось на природе, кустарник и деревья покрылись первыми клейкими листочками, предвещая скорое буйное цветение вишен и яблонь.
Марина уже ждала его, нетерпеливо расхаживая вдоль мокрых скамеек у памятника.
У Максима сбилось дыхание. Женщина была ослепительно красива, даже не верилось, что он запросто может подойти к ней и поцеловать. Или в крайнем случае заговорить. Как… как кто? Как старый знакомый? Любовник? Или безнадёжный мечтатель?
Ноги ослабли. Вспомнились сны, особенно донимавшие его в юности: он пытается бежать - от врагов - или, наоборот, догнать кого-то и не может, ноги не слушаются, он не может оттолкнуться как следует, и бег получается тяжёлым, «подводным», мучительно медленным…
