– Не сомневаюсь, что переживешь. И не полгода, а девять месяцев.
– Дружить со мной ты начал летом. Если будем считаться, то вообще пять!
– Дружить? А что это для тебя? – он фыркнул и сел на мой диван под окном.
Мы выдержали паузу.
– Он первый раз так тебя назвал? – спросил он, не глядя на меня.
– Миша? Нет.
– В больнице…
– Да.
– Поэтому ты так не хотела меня оставлять с ним наедине?
– Да.
Он облокотился на спинку дивана и внимательно посмотрел на меня. Я вообще не понимала, что у него в голове и в душе. Села напротив, на край кровати.
– Юра…
– Слушаю, – перебил он меня.
– Почему ты со мной так говоришь?
– Ну если это уже не первый день, то, значит, у тебя уже есть план? Ты уже определилась с отношением ко всему этому? А у тебя уже есть версия, почему Миша так делает? Что его толкает на это? Какие психологические комплексы или естественные детские потребности?
– Естественная потребность в маме! Он любит меня и так воспринимает. – Я начинала злиться.
– И ты его любовь так просто приняла?
– Она простая и искренняя.
– Угу… Ну да, у нас, взрослых мальчиков, все сложно и лживо, – кривлялся он.
– У нас, у взрослых, все сложно. У нас с тобой – особенно. – Я встала и прошлась по комнате, подняла несколько вещей, сложила, заставила себя успокоиться, вернулась к нему. – Значит, так, я не учила его так ко мне обращаться! Но когда ему плохо, он сам меня зовет. И зовет так, чтобы появилась быстро. Юра, я не понимаю, почему ты сердишься, но я понимаю, что теперь так просто не могу исчезнуть из вашей жизни. Мамы не пропадают! Мамы не уходят! Как бы то ни было, к нам это не должно иметь отношения! Мы – это мы, давай не забывать об этом. Между нами нет ничего, кроме родительства и вспышек животной страсти. Мы не пара, Юра. Мы – мама и папа.
– Мне надоело это слушать!
Я вздрогнула от крика и испуганно посмотрела на него.
– Я знаю все, что ты скажешь! О долге, о давящих обязательствах, о манипуляциях, о том, что такое любовь, и о том, что испытываю я. Да что ты знаешь о моих чувствах?! Думаешь, я люблю в тебе мать? Хочешь правду? Да! Да, когда я вижу, как ты ласково на него смотришь, когда защищаешь его, когда отстаиваешь его интересы, знаешь, что я хочу сделать? Я хочу загнать его в комнату и сделать тебя своей. Я не умиляюсь, Маричка. И слезы у меня только что были не от умиления. Просто я никогда не звал маму, когда падал с деревьев, закрывался в машине, болел и просыпался от кошмаров. Звал папу, брата, сам выпутывался. Но не маму! Я завидую ему. Я завидую его любви и вере в тебя…
Он резко замолчал и отвел глаза. Казалось, прислушивался к вырвавшимся словам. Потом резко посмотрел на меня. Я должна бы почувствовать его испуг, но не могла. Я видела его выпытывающий взгляд и ничего не ощущала. Я застыла. Мне было больно это все слышать, но он, хотя я не хотела верить, похоже, говорил правду.
– Завидуешь его любви? Хочешь меня, когда я с ребенком? Ты хочешь быть на его месте?
– Да.
Он встал. Мне было мало такого простого ответа. Я опустилась на кровать. Юра сел напротив меня на пол, под стену.
– Так странно, что я с этим мирюсь, – сказал он отрешенно. – Я ведь борец: за свободу, за право выбора, за право жить. А со своей ненормальностью я смирился. – Он взглянул на меня. – Даже когда ты появилась, у меня почему-то не возникла мысль спрятать от тебя свои желания. Хотя это было бы разумно. Но я не хочу. Я понимаю сейчас, что уже нельзя молчать, нужно говорить, нужно сказать тебе, все, что собирался, для чего искал моменты, поводы, что проговаривал наедине с собой, и все равно… Самое сильное чувство сейчас – страх, что, узнав все, ты сбежишь.
Он замолчал, снова глядя на меня. А я смотрела на него. Я не понимала значения его слов. Он что-то скрывал? Сердце сжалось.
«У него есть кто-то», – догадалась я. Он хотел мне сказать, но не решался. А теперь я напросилась на этот прием, и все люди – не соседи, не больничный персонал, а люди, которые знают его благодаря той жизни, до меня, – увидят нас вместе, а он не хочет этого. И Миша назвал меня мамой. Все зашло слишком далеко, и он сейчас мне все скажет. Он боится, что я перестану быть няней. Я не хочу этого слышать! Он смотрит на меня так странно. Ну что? Говори же!
– Я не могу от тебя отвернуться, – сказал он. – Я не хочу бороться с собой. Иногда бывают мысли, что, может, я и не настолько ненормальный? Может, это не я, может, любовь – она вот такая? Может, любовь не бывает нормальной? Может, мое больное желание тебя? – Он выдохнул и схватил себя за голову. – Я больше не могу молчать и бояться, что ты сама все узнаешь.
– Я не понимаю тебя, – тихо сказала я.
– Ну ты же знаешь о моем выборе жить в одиночестве? Рассказать тебе, что я думаю на самом деле? Я всегда боялся боли, которую может причинить женщина. Я боялся быть брошенным. Я – трус. Был им. Мне страшно и сейчас стать зависимым от этого существа, которое не понимает смысла слов «долг», «обязательство», «верность»… – Он замолчал. Какая пауза… это ты обо мне, да? – Я не уважал женщин, – продолжил он. Что он во мне увидел? – И когда Машка, моя младшая сестра, поспорила с Яной, что я гей, – я не мог сказать, кто в итоге выиграет. Я, конечно, не зашел так далеко, как ты, но пытался прислушаться к своим ощущениям по отношению к мужчинам. Нет. Они не привлекают. А знаешь, с какими женщинами я занимался сексом? С теми, с кем познакомился в тот же вечер. С кем не общался и к которым не было не то что чувств, даже хоть какого-то отношения. Я не специально, но меня другие варианты не возбуждали, – он постоянно всматривался в меня. Взял паузу в две секунды, продолжил: – Когда я говорил тебе, что не любил, это означает и секс тоже. Я никогда никого не ласкал, и у меня не кружилась голова от поцелуев. Я даже не могу сказать, что я с кем-то спал. Потому что заснуть с «этим» – немыслимо. Но я думал, что победил страх, потому что я же не скрывался от них. Я даже гордился собой. Мол, вот, я есть, а ну-ка, кто-то из вас сможет меня задеть? Ну хоть какие-то чувства? Только возбуждение, физическое удовлетворение и отвращение.
– Отвращение после оргазма? Я… ты боишься, что и со мной так будет?
– Нет.
– Нет? А почему нет?
– С тобой все с самого начала не так. Нет, я не отвращения боюсь. Я боюсь тебя задавить ревностью, боюсь сделать тебе больно, боюсь отпугнуть. Боялся сказать о своих чувствах. Но я устал бояться, потому что я уже… я не могу повернуть назад. Я не могу больше без тебя. И я не знаю, какими словами говорить тебе о своей любви. Как заставить верить… Я больше ничего, кроме правды, не могу… Неужели тебе не ясно, что я хочу тебя?
– Ясно, – с готовностью ответила я. Это был первый четкий вопрос, на который я знала четкий ответ. Не важно почему, но он хочет меня – я знаю.
