Юра вышел из дома.
Я лежала, глядя в потолок. Мишка мирно сопел. Он может проспать еще два или два с половиной часа. Я больше спать не хотела.
Встала, убедилась, что одежда суха. Суетливо начала одеваться. Огонь, видимо, затух давно, и в доме было холодно, хотя под одеялом Мишу можно было оставлять без опасений. Мы и так его не особо грели ночью. Я прикоснулась к грубе, его спасительнице, – еще теплая. Вышла в сени. Там был умывальник, рядом – кувшин с холодной водой. Наверное, Юра принес. У меня не было запасных линз, и я вышла на улицу, понимая, что рискую убиться прямо на пороге. Но мне не нужно было видеть детали, чтобы прочувствовать общую картинку. А она была завораживающей.
Холодный воздух, от которого изо рта шел пар, ярко контрастировал с богатым теплым золотом, которое укрывало все вокруг меня. Золото было и внизу, но оно едва просвечивалось сквозь поволоку белого тумана, который доходил до колен и прятал от меня землю. Я не видела пределов двора и не видела других домов. Только деревья, деревья, деревья. Я осторожно спустилась с крыльца и прошла вперед. Недалеко от дома росло очень высокое, старое-престарое дерево. Оно было раз в десять выше дома. Я задрала голову и искала верхушку. Что это, клен? Не знаю, но это определенно дух этого места. Он здесь очень давно, и он защищает этот дом и эту землю. Он все знает, он мудр и щедр на сказки.
– Расскажи мне! – Я кинулась к дереву и обняла его. Мне хватило длины рук, чтобы сомкнуть пальцы. Щекой я прижалась к коре. Она была влажная от дождя, извилистая и неудобная, но теплая. Я вдыхала аромат: терпкий, знакомый, родной. Я уже слышала этот теплый древесный запах. Мне стало так хорошо и спокойно. Чего я паникую?
«Все хорошо, все будет хорошо», – шептал мне старый мудрец. Он много всего видел, он все знает. Я услышала шаги. Быстро поцеловала дерево и отошла, хотя мне хотелось дольше прижиматься к нему губами. Ко мне подошел Юра.
– Что это у тебя?
– Чай! – весело ответил он.
– Дай мне.
Я взяла чашку из его рук, погрела свои и сделала глоток. Тепло разлилось по телу.
– Здесь так красиво, правда? Если все ужасно, то не говори мне, пожалуйста. Я не вижу сейчас заброшенных построек, любопытных лиц соседей, разбросанных по двору предметов быта и старых, не нужных никому кукол. Я вижу красоту, и ее много!
– Тут правда красиво, и всех тех ужасов, которых ты боишься, здесь нет. Из построек – только что-то наподобие летней кухни, но ее отсюда не видно. И вот там качели.
– Да, мы там были. А что еще есть на летней кухне?
– Ничего съестного. Только растворимый кофе, и очень мало.
– Неизвестно, сколько он здесь уже пролежал, и он не стоит того, чтобы злоупотреблять гостеприимством. – Я отдала Юре чай.
– Сделать тебе? Там есть еще несколько пакетиков.
– Пока не надо, спасибо. Я согрелась. А какое это дерево? – показала я на моего мудреца.
– Дуб. Я видел, как вы обнимались.
– Да, мы полюбили друг друга.
– Так быстро?! – Он не скрывал сарказма. – И оно тебя тоже полюбило?
– Он тоже.
– Откуда ты знаешь, что это «он»?
– Чувствую…
Я ушла от Юры и мудреца вглубь сада. Вот качели, под которыми мы искали ключ.
– Яблоко! – Красные яблоки пробивались сквозь белый туман. Их тут было много! Я начала собирать. – Подумать только! Я всегда думала, что когда останусь без линз и очков, окажусь неспособной к выживанию и умру. А я еще и первая нашла наш завтрак!
– Я нашел чай! – напомнил он.
– Это не пища, это тепло. Ты его и вчера раздобыл. А я нашла еду! – Гордая собой, я надкусила яблоко. На предплечье я удерживала еще штук восемь. Куда мне столько? Жадина. Бах! Больно! Что это? Юра рассмеялся, поставил чашку с чаем на какой-то пень и, хохоча тщетно пытался изобразить жалость.
– Меня яблоня ударила? Яблоком по макушке? Она жадничает?
– Это ты жадничаешь. Покажи. – Он обхватил ладонями мою голову и потер место удара.
– Больно?
– Немного.
– А ты так надула губы, как будто тебе полголовы снесло маленьким яблочком!
Я рассмеялась вместе с ним.
– Может, я как Ньютон? Теперь меня должно осенить! Чем-то физическим!
– Я очень надеюсь, что осенит…
Я посмотрела ему в глаза. Он стоял очень близко ко мне, не убирая руки. В моих руках были яблоки: много целых и одно надкусанное.
– Хочешь яблоко?
– Не угадала.
Я смотрела в его глаза, а потом прикрыла веки. Опять нахлынули воспоминания о ночи. Но теперь все иначе, ведь я могу открыть глаза и увидеть его. Я так и сделала, но мне было мало. Я не понимала его. Он смотрел в ожидании и спокойствии. Чего он ждал? Что я вырвусь или что обниму его? Что он знал теперь обо мне? Он отпустил меня.
– Моих рук нет на тебе, – тихо указал он.
Он стоял там же.
– Нет? – Мне стало смешно. – Нет рук? Я их чувствую по всему телу.
Он сглотнул и выдохнул.
– И как тебе это?
Я начинала волноваться. Что же это такое: когда он так смотрит на меня, я не могу быть неискренней, но, когда темно хоть глаз выколи и я его не вижу, я тоже не могу сдержаться?
– Обжигает. Мне стыдно. И я чувствую несправедливость.
– Несправедливость?
– Это было… Я ничего не знаю о тебе.
– А ты вчера и не хотела знать.
– Ты не давал!
– Если бы я дал, ты не смогла бы узнать меня. Мне бы просто сорвало крышу…
– Тебе тоже было жалко?
Он улыбнулся.
– В отличие от яблони, я не стал бы тебя за это так наказывать.
– Ты наказал меня сильнее!
Я больше не смотрела ему в глаза. От нахлынувших чувств и откровенности я боялась расплакаться. В горле стоял ком. Я смотрела ему куда-то в шею. Туда, куда смотрю, когда мы танцуем. Этого достаточно, чтобы чувствовать его движения. И чтобы вести диалог.
– Я обману тебя, если скажу, что вообще не чувствовал, как взял реванш, – признался он.
– Я знала это.
– Но я не стремился к этому. Я хотел понять себя с тобой.
– И что понял?
– Я себя недооценивал. Я могу себя контролировать.
– Прекрасно. Ты продолжаешь брать реванши? – я горько улыбнулась.
– Пойми, руками я трогал многое. И это единственное, чему я могу в себе доверять. Теперь я в этом уверен. То, к чему они вчера прикасались, было самым приятным в их биографии. Если бы у меня была возможность тебя увидеть, я бы так не рискнул. Но пока ты не проявляла инициативу, не говорила и не двигалась, я мог просто пытаться понять тебя и себя. Мне важно было узнать, что я не сорвусь.
