– А у тебя какой стиль?
– Я думаю, что если бы мы всю жизнь проспали вместе, ты бы все равно не заметила… У меня поверхностный сон, я постоянно просыпаюсь, прислушиваюсь к Мише, к шорохам в доме.
– Так нельзя! Как ты сегодня уснешь?
– Шансы сводятся к нулю.
– Я постараюсь вести себя тихонько.
– Лучше бы ты болтала что-то. Но нет, конечно, спи.
– Почему мне лучше болтать?
– Тишина мешает мне отвлекаться.
– От чего?
– От мыслей.
– О чем? Ты переживаешь, что одежда не высохнет?
– Надеюсь, высохнет.
– А что тогда? Не знаешь, как мы выберемся отсюда?
– Спи.
– Ты сердишься на меня? Из-за меня мы сегодня оказались в такой ситуации…
– Не сегодня, а всегда. Не сержусь. Спи.
Я закрыла глаза. Открыла. Повернула голову к Мише. Я его не видела, но слышала его дыхание. Протянула руку, между мной и мальчиком было сантиметров двадцать, мы с Юрой лежали теснее друг к другу. Но Мишка точно проснется, если я подвинусь к нему. Дождь прекратился. Тоже мне, друг называется… Хотя он ничего мне не обещал. Стало совсем тихо. Было слышно, как горит огонь. Одна шумная стихия уступила место другой – тихой, но очень сильной.
– Почему так темно? Здесь же есть окно. Правда, оно в другой части комнаты, но…
– Во-первых, оно далеко. И потом – тучи заволокли небо. Нет никаких светил. И возле дома нет фонаря, помнишь?
– Да.
Я слышала, как дышит ребенок слева от меня. Я слышала, как дышит мужчина справа и вверху. Я так не могу спать.
– Ложись, Юр.
Я резко развернулась на правую сторону. Автоматически, ведь я так еще не лежала. До меня сразу дошло, что моя грудь в опасной близости от него, а положить между нами одеяло было невыполнимой затеей. Оно было грубое и толстое. В такую щель, какая была между мной и Юрой, оно не пролезет, и я не прикроюсь.
Я вернулась в первоначальное положение, на левый бок. Я не умела лежать спокойно во сне, сказал Юра? Я не умею спокойно засыпать! Я не предупреждала о своих маневрах, и он не успел поменять положение, лежал на боку. Я почувствовала его возбуждение. Он уперся в меня. Вернее, я уперлась в него, когда перевернулась. Недавно на этом месте лежала я, а Юра обнимал меня ногами. Теперь я не могла к нему прижаться. Я и не собиралась. Я замерла.
– Теперь подвинься вперед, пожалуйста, – прошипел Юра.
Вот глупая, обругала я себя. Ведь я поменяла положение, чтобы уступить ему место, и при этом осталась у него под боком. Я осторожно продвинулась вперед. Он не шелохнулся. Я не могу делать вид, что ничего не заметила. Или могу? Между нами теперь расстояние, я к нему не прикасаюсь, я его не вижу, я от него отвернулась. Опять тишина. Я понимала, что так не усну, слишком напряжена. А я не расслаблюсь, пока напряжен он. Уму непостижимо, как мы вообще могли голышом обниматься только что? Как его отвлечь? Он об этих мыслях говорил, когда сетовал на тишину? Он просил не молчать. Я хороша!
– Я… я думаю, что надо проснуться раньше Миши. Ты ставил будильник?
– Я не буду спать. Разбужу.
– Я все же надеюсь, что будешь.
– Правда?
– Да, сейчас устанешь и будешь.
– Знаешь, я думал, что привык к твоему телу, которое за стеной, в соседней комнате, или даже в одной комнате, под пижамой. Я даже, казалось, привык к тому, что ты не носишь бюстгальтер. Я надеялся, что смогу, но… Как ты думаешь, удастся нам вытянуть из-под Мишки один плед?
– Зачем?
– Я в него укутаюсь и пойду стеречь огонь. Все равно я спать не могу.
– Юра, очень холодно! Тебе пледа не хватит! Он тонкий!
– Мне подойдет!
– Ты говорил, что дров до утра не хватит! И вообще, что ты выдумал? Надо спать.
– Я не могу, не понимаешь? – Он сердился.
– Никуда ты не пойдешь! Ты останешься здесь, а не то заболеешь!
Я тоже умею сердиться.
– Я заболею, если останусь здесь!
– Юра, ты… – Я развернулась к нему. Я не должна его выпускать! – Ты взрослый человек! Ты сам заставил меня раздеться и лечь сюда. И был прав! Нам надо греть друг друга и не заболеть после того, что мы пережили. На дворе плюс восемь, дождь и такой ветер. Мы логично должны заболеть, мы логично сейчас голые и греемся. И логично должны заснуть. Включай свою железную логику и справься с собой. Ты же обнимал меня только что!
– Но я согрелся, и все изменилось.
– Перевернись на другой бок!
– Это не поможет.
– Ты не уйдешь из этой постели, – сказала я твердо. – Я уйду тоже, следом за тобой.
– Класс! А кто с Мишей останется?
– Ты его отец, ты и оставайся. Ты заботишься о Мише? Ты понимаешь, что если сделаешь, что хочешь, то Миша, во-первых, проснется, а во-вторых – испугается?
– Я ничего такого не собираюсь делать! Я просто хочу уйти.
– Не собираешься? Тогда в чем дело? – Я завелась и повысила голос. – В чем дело? В моем обнаженном теле? Да потрогай меня всюду, убедись, что я особь женского пола, которая не отличается от всех остальных, успокойся и спи! Или не спи, но лежи здесь.
Миша заворочался.
– Тише, – шикнул на меня Юра.
Миша опять ровно и глубоко засопел.
Я совсем забылась. Перевела дыхание.
Что я только что предложила? Он молчал. Значит, я предложила что-то сумасбродное. Но в какой-то момент я увидела в этом выход. Я столько пережила за этот день, я радовалась, боялась, раздражалась, почти засыпала в автобусе, опять боялась, мерзла, шла, раздевалась, пережила сексуальное желание и была готова уснуть, но уже за полночь, а сна ни в одном глазу.
Хотя голова и была тяжелой от необходимости постоянно, целый день искать выход из ситуации, которая складывается не так, как планировала, – но я уже пережила стыд, я преступила какую-то грань, когда легла с ним в постель в одних маленьких трусиках, и я уже не чувствовала, где граница. Он был моим спасителем, он был, как папа, – не только для Миши, но и для меня.
Я почувствовала себя маленькой девочкой, о которой заботятся; потом, правда, вспомнила, что я женщина. Теперь и он вспомнил, что он мужчина. Но вместе с тем и он – мальчик. Я тоже хочу о нем заботиться. И в детстве, в детском саду, я тоже разрешала мальчикам себя потрогать… Обычно я со стыдом вспоминаю этот инцидент из прошлого, но в такую ночь даже эта мысль подтверждала мою идею: он хочет меня из-за запретности того, что близко. Он дотронется, успокоится и потеряет интерес. Господи, разве можно быть такой наивной? Наверное, у меня все-таки повысилась температура.