Я прикусила язык, потому что это выглядело, как будто Вию подняли веки. Он меня увидел, посмотрел, как на умалишенную, и такой же назвал.
– Я не уверен, что твои джинсы до утра высохнут даже на стуле, не то что на тебе! – сказал он, опустившись и с силой дернув штанины вниз.
Джинсы с болью слезли с бедер. Если под свитером у меня была футболка, то джинсы, казалось, влипли прямо в кожу.
– Сядь! – шепотом скомандовал он. – И держись руками за стул.
Стягивать мокрое ему было несложно, но мне – больно. Трусы сухие, с нижней части тела клеенка, видимо, не слетала.
– Футболку снимешь?
– Нет.
– Я не спрашиваю, останется ли она на тебе, – сказал он, вывешивая джинсы и подбрасывая дрова в печь. – Ты сама сможешь?
– Юра, но она же тонкая. Она высохнет. Я бюстгальтер сниму, а футболку оставлю.
– Он мокрый?
– Совсем.
Не снимая футболку, я извлекла оттуда белье. С него тоже капало. Первая вещь, которую я сама повесила перед огнем. Села на табурет. Юра стоял за спиной.
– Иди к Мише, – сказала я.
– Я жду.
– Чего?
– Когда в тебе инстинкт самосохранения победит глупость и ты разденешься и пойдешь под одеяло.
– Мне нельзя под одеяло, я мокрая!
– Потому что сидишь в мокрой одежде! Уже дрожишь. По моим подсчетам, осталось секунд десять от силы.
Он замолчал. Он что, отсчитывает? Как же холодно! Комната не нагрелась, я поднесла ладошки к огню, но это не помогло. К черту стыд!
– Отвернись! Нет, лучше иди, а я потом приду.
– Куда мне идти? Здесь до кровати два шага, а тебе нужно лечь между мной и Мишей!
– Может, Миша будет между нами?
– Маричка, ты холоднее этой, как ее…
– Грубы, – проворчала я, повесив футболку возле джинсов. Они до утра высохнут? Не хватало еще при белом свете оказаться голой, когда и Миша проснется.
– Может, здесь есть какая-то одежда? – спросила я, чтобы что-то сказать. В комнате ничего не было. Дождь барабанил в окна, и найти что-то за пределами дома было очевидно невозможно. – Может, чердак?
– Я ног своих не чувствую! – рычал он на меня.
– Не кричи! Ребенка разбудишь! – сказала я, подныривая мимо него под одеяло.
Юра ничего не сказал. Лег рядом, обнял меня сзади. Наши тела были ледяными. Я поняла, как глупила, когда тянула время. Мы очень замерзли, и тут стоял вопрос если не выживания, то здоровья. Юра это понимал, об этом он думал, в то время как я думала, что ему может быть дело до моей груди.
– Ты не согреваешься, – сказал он, протянув руку куда-то вниз и приподнявшись.
– Я вот сейчас понимаю, что ты трогаешь мою ногу, но я этого не чувствую. А вот то, что ты пустил холод, – чувствую! Вернись туда, где лежал!
– Извини. Значит, здесь мы начали нагревать территорию.
Он тер своими ногами мои ступни. Я чувствовала, как Юра теплеет. Я лежала на одной его руке, другая накрывала меня сверху. Мои руки были сложены передо мной. Он взял мои ладони в свои, закрыл их, начал сжимать и разжимать. Запускал кровь.
– Ты совсем холодная…
– А ты уже горячий. Потрогай Мишу.
Юра протянул к Мише руку.
– Все нормально, ножки теплые, и стена уже хорошенько теплая.
– Лучше бы ты лег ближе к нему, чтобы и с другой стороны греть.
– Ты сейчас согреешься. Подожди.
Я подтянула коленки и спрятала свои ступни между его ног, чуть выше коленей. Там было тепло. Мы молча лежали. Через некоторое время я поняла, что мое тело снова начинает чувствовать. Уже второй раз за вечер я меняла температуру. Только в прошлый раз мои ощущения после онемения обострились, и я почувствовала отвращение к тому мокрому и шерстяному, что ко мне прикасалось. Теперь же я каждой клеточкой чувствовала теплое, большое и сильное мужское тело. Юра прижимался ко мне, ягодицами я чувствовала ткань на нем и его кожу, лопатками – грудь, затылком – дыхание. Наверное, его лицо в моих волосах. Нужно было попросить его отодвинуться немного, хотя я не знала, есть ли ему, куда двигаться.
Нужно было попросить его перестать трогать меня, растирать, но я боялась показать свои чувства. Как же хорошо, что я не мужчина и могу прятать свое желание. Юра сейчас меня просто согревает. Он обо мне заботится. Он иначе обо мне и не думает. Надо потерпеть. И в конце концов, можно тихо лежать и наслаждаться. А потом я усну. И как хорошо, что я не мужчина, могу сколько угодно смотреть эротические сны и об этом никто не узнает.
– Согрелась?
– Это вопрос?
Я ждала, когда придет Дрема. Я старалась его ждать. Как я Мише говорю: «Закривай оченята, дихай рівно, слухай вітер»? В окно монотонно барабанил дождь. «Усыпи меня, пожалуйста. Хватит с нас ссор на сегодня, будь другом. Помоги быстрее уснуть и ему, и мне», – мысленно обращалась я к Дождю.
– Ты согрелась. Я пойду подброшу дров.
Он ушел, и это сразу почувствовалось. Вернулся не сразу.
– Что там? – спросила я, когда он лег рядом.
– Все нормально.
– А почему ты так долго?
– Замерзла?
– Нет, я…
Я не знала, что ответить. Какая мне разница, что у него в голове? Он уже не обнимал меня. Лег на спину. Я тоже захотела перевернуться.
– Не получится, – предупредил он.
– Почему? Я не могу долго лежать в одном положении!
– Я в курсе!
Было очень темно, огонь из печи освещал ту часть комнаты, которую от нас скрывала груба. Я его, наверное, не увидела бы, даже если бы повернулась, но чувствовала, что он улыбается.
– Ты улыбаешься?
– Да.
– Ты меня видишь?
– Нет.
– Ты подвинешься?
Я почувствовала, как появилось пространство. Легла на спину. Правой рукой, которую тянула к лицу, я почувствовала его грудь. Он лежал на боку.
– Либо ты, либо я?
– Очень узкая кровать, – ответил он.
– Так темно… Я сейчас полежу и перевернусь опять, хорошо?
– А потом еще раз сорок так сделаешь.
– Я так сплю?
– Даже удивительно. С одной стороны, ты спишь беспокойно и вертишься, с другой – очень крепко, и тебя не разбудишь. Не понимаю, как ты соединяешь такие несовместимые стили сна?
– Стили сна? – я тихо засмеялась. – Не знала, что такие существуют. Ты что, приходишь ко мне ночью и наблюдаешь за мной?
– Ты же раньше засыпала в общей комнате.
