Он зашел в больницу, поднялся в отделение, посмотрел на часы: до операции было еще полтора часа, до прихода Вали – час. Нужно хотя бы кофе выпить. Искать его в Валиных закромах не хотелось. Он опять спустился на первый этаж и подошел к кофейному автомату. Там уже стоял Олег. Было заметно, что тот не спал.
– Привет. Ты с ночи?
– Угу. Привет, – ответил тот на рукопожатие. – Под утро привезли семью. Двоих удалось собрать. А жена не выжила.
– Опять авария?
– Опять. Никогда за руль не сяду! – сказал он и, выбрав напиток, нажал на кнопку.
– Маричка тоже так говорит.
– Потому что тоже насмотрелась на укокошенных на дороге. До сих пор помню ее прямой эфир на фоне раздавленного мотоцикла, и как раз в этот момент мне того пацана завозят в дверь, мотоциклиста… Там же и собирать нечего было! А она с экрана говорит: «Рідні сподіваються на хірургів та моляться Богу». Ладно… Хватит. Хорошо, что она на это уже не смотрит. – Он отошел от автомата, уступив Юре место. – Расскажи что-нибудь веселое. Что-нибудь из твоей «семейной» жизни. Ты почему не поехал со мной на фестиваль в субботу? С ней был? Что вы делали? – подзадоривал Олег, отпивая из пластикового стаканчика.
Юра вздохнул.
Что рассказать? О ее муже, о страхе, который он пережил, пока не знал, какое решение она примет, о танго, которое стало теперь его идеей фикс и возможностью хоть как-то компенсировать нереализованные желания? Нет, это все сложно. Он расскажет о тесте.
– Олег, у меня беда. Я схожу с ума. – Они отошли от автомата и сели на диван возле аквариума. Хоть в вестибюле работал кондиционер. Людей рядом не было.
– Тоже мне новость!
– Я никогда не думал, что тесто может быть таким сексуальным.
– Что? – Олег чуть не поперхнулся.
– Тесто. В ее руках. В субботу она готовила пирожки и замешивала тесто. Я пришел посмотреть, какой фильм она параллельно с пирожками смотрела. И не спрашивай меня теперь, что это был за фильм.
– Потому что ты не его смотрел?
– Она его замешивала и раскачивалась, в этом своем платье… Запускала в него пальцы, оттягивала, наваливалась всем телом на руки… Я думал, что лопну.
– Мисценовский! – засмеялся Олег. – Ты больной!
– Я знаю.
– Но так же нельзя! Ты скоро будешь боготворить каждую ручку двери, за которую она бралась.
– Нет, не говори. Замешивание теста женщиной – это очень возбуждающее зрелище.
– Никогда не думал, что услышу от тебя такое. Это надо записывать. Когда у тебя был секс последний раз?
– Тогда.
– С Верой? Может, ты где-то сбросишь пар? Леся твоя, медсестра новенькая – просто звезда с обложки! Ладно, я молчу, не смотри так на меня! Но это же вредно! Ты не хуже моего знаешь. Тебе пора что-то делать, иначе ты кого-то изнасилуешь. Надо делать первый шаг, Юра!
– Я не чувствую в ней ответного желания.
– Живешь с ней, она спит за стенкой – и не чувствуешь?
– Нет.
– Беда… Я даже не знаю, чем тебя обрадовать, друг. Она иногда откровенничает со мной, но как только речь о тебе заходит – шасть и в норку. Не знаю… Одно могу сказать, она тебя очень уважает.
– Спасибо за поддержку.
– Да, извини, это я ляпнул… от усталости.
Они помолчали.
– Знаешь, я и про первый шаг погорячился советовать.
– Ты же всегда меня к этому подталкиваешь.
– И я, и пацаны. Но чем дальше, тем больше я вижу, что она так трясется за свою независимость… Или боится чего-то… Я иногда думаю, как удивительно вы встретились. Ну кому, кроме тебя, она бы доверилась? Вот то, что ты такой недотрога, ее и усыпляет. Она верит тебе и…
– И потерять это доверие очень легко.
– Да. Я думаю, что это ее разбудит и испугает.
– Иногда я чувствую, что вот-вот сорвусь и наброшусь на эту спящую красавицу… Сложно ходить вокруг нее, чувствовать близость и постоянно контролировать себя.
– Я вообще не представляю, как ты живешь. Но спасибо, ты отвлек меня… Тесто! – Он фыркнул. – Пойдем, там кафе открылось – купишь себе что-нибудь на завтрак.
Они купили по бургеру, и уже в лифте, перед тем как выйти на своем этаже, Олег спросил:
– А ты не думал, что она… ну, бывшего своего еще любит? Очень похоже…
– Думал.
– И…?
– Она мне сказала, что нет.
Двери разъехались, Олег стал посреди прохода, не давая им закрыться, удивленно ждал объяснений.
– Олег, так стоять в наших старых лифтах – опасно!
– Она с тобой об этом говорила?! Я сколько о муже ни спрашивал…
– А ты думал, она только с тобой откровенничает?
– Ну ла-а-адно, – растягивая слова, нехотя уступил Олег. – Мне пора идти. Расскажешь мне потом! – крикнул он в задвигающиеся двери.
Ничего он рассказывать не будет. Хотя Олег был прав. Она боялась, и Юре уже было известно, чего именно. Он недавно видел, как она боится и чего. Он стал свидетелем ее паники и нечаянно выпущенных наружу страхов. Уже прошло несколько дней после приезда мужа, и он только сейчас начал успокаиваться и верить в то, что она осталась. Он начал позволять себе вспоминать выходные и тешиться плюсами, которые он поставил себе после этой истории. До этого его страх потерять ее не позволял ему насладиться «победой». Он вышел в нейрохирургии, попросил Валю приготовить еще чашку кофе. Сел в кабинете, проверил почту, жуя бутерброд, ответил на письма. Но мыслями постоянно возвращался к тем трем дням.
Он в выигрыше сейчас? Она выбрала его, Юру? Нет. Она просто отказалась от бывшего. Окончательно, и это тоже повод радоваться. Это повод расслабиться и отвлечься на работу. Она сейчас не уйдет.
Открылась дверь, Валя занесла кофе. Пока она выходила – из фойе, через открытую дверь – прорвались звуки радио. Песня та самая, с которой все началось в пятницу. Эта песня была у нее рингтоном на звонки Вадима. И она раздражала Юру. Почему Маричка до сих пор не сменила рингтон? Там пелось о любви. И он ей часто звонил. Они обсуждали по телефону рабочие вопросы. Он рассказывал ей о своих проектах, она давала ему советы. Она мало рассказывала о себе, хотя, может, это только в Юрином присутствии… Юра волновался. И тогда, в пятницу, она сидела в кресле и вышивала, когда Юра зашел в комнату, уложив сына спать. Хотел пожелать ей спокойной ночи, но завязался тихий разговор, она рассказывала о первом Мишином уроке немецкого, о детях в группе, о диване в холле детского центра, который стоит у большого окна…
– …и из него – потрясающий вид на реку и остров. Я придумала, что буду отводить туда Мишу и вышивать, пока он занимается. Или писать…
Или еще что-нибудь. Юра опять перестал слушать. Он сидел на пуфе, рядом с ее креслом. Смотрел на ее губы, белую кожу на шее, грудь. Она не загорала, как многие блондинки. Он это знал, в его детстве таких три было… Она не носила дома белье под футболкой и он видел ее формы и вызывающие соски. У нее все-таки нет ни стыда, ни совести. Он очень хотел до нее дотронуться. И одновременно боялся нарушить тихий, спокойный ритм, в котором, казалось, они раскачивались, разговаривая. Как в танце, в котором он может вести.
