– Я не понимаю, почему ты сейчас здесь.
– Это отдельный разговор. Миша родился, я не сразу сориентировался. И папа сюда может приезжать, хотя бы иногда.
– Но ты хочешь еще год здесь торчать? Почему?
– Ну как… Тебе же нужно защитить диссертацию.
– То есть?..
– Марич, пока у меня есть возможность давать Мише общение с тобой – я буду ждать, я буду платить, буду терпеть жадность и алчность руководства нашей больницы, терпеть все твои рейды по бомжатникам. Потому что за границей такой, как ты, – нет.
– Там есть школы для мальчиков. Там больше няней мужского пола!
– Но он хочет тебя. А я его люблю. Я многого ему не могу дать в силу своего характера и недостаточного жизненного опыта. У меня нет того света, той нежности, той мягкости, которые его притягивают в тебе. Если у тебя появится своя семья – ты уйдешь, и я буду рад за тебя. Но один год?
– Это правда не сильно ударит по твоему карману?
– Нет, особенно если я смогу снова ездить оперировать в Европу. На пару дней, несколько раз в месяц. Я там только и зарабатываю деньги. Не здесь.
– Я пока не могу тебя так отпускать.
– Я знаю. Поэтому пока не прошу.
– Но я поняла, что мой отпуск нужно согласовать с твоими европейскими пациентами.
– Угу. Ты согласна?
– Так какая моя версия была правильной?
– По поводу квартиры? Ее купил папа. Я его попросил подыскать какой-то вариант, где можно жить с ребенком. Я раньше жил возле больницы, в хрущевке и в однокомнатной. Там было холодно. Но я не учел папин максимализм. Я бы в жизни не стал жить в Киеве в таком доме. Это китчево и глупо. Я бы скорее купил что-то в тех домах, где ты сейчас снимаешь жилье. Но у меня оказался младенец, и эта квартира была не худшим из зол. Деньги я ему потом отдал. Ты серьезно думала, что я могу быть альфонсом?
– Ну ты же признаешь за мной богатый жизненный опыт. А он мне подсказывает, что верить человеку нельзя. Внешность и первое впечатление при знакомстве – очень обманчивы.
– Не оправдывай свою бурную фантазию.
– Ладно. Уложишь Мишу? Мне уже пора домой. И раз мы потратили время на выяснение отношений… может, переведешь мою статью?
– Ты останешься с нами?
– Да.
* * *
Он: – Доктор, она будет говорить?
– Вам этого так хочется? – переспросил Юра, рассматривая снимки МРТ. Он посмотрел на опешившего мужа пациентки. – Извините. Да, со временем. В скором времени.
– Я слышал, что говорила комиссия. Они говорили, что работа проделана чисто, вы, удаляя опухоль, не задели центров…
– Конечно, не задел!
– Тот… другой хирург говорил, что неизбежно заденет зоны, отвечающие за речь и за движение. И она будет парализована…
– Николай, вам повезло. И не только со мной. Вам повезло, что глиобластома проявилась так рано и как раз эти центры дали нам с вами сигнал о проблеме. И то, что опухоль находилась под корой головного мозга, а не глубже. Конечно, впереди лучевая терапия, но… Я думаю, ваша жена выздоровеет.
– Спасибо вам!
– Уберите! – зарычал Юра.
– От чистого сердца…
– Не надо. Если что-то пойдет не так, я вас второй раз не приму, если вы сейчас не уберете это!
Несчастный спрятал конверт. Юра был уверен, что с пациенткой все будет хорошо, но тот сам вынудил его прибегнуть к запугиванию.
– Рецидив будет?
– Надеюсь, нет. Наблюдайтесь и… забудьте об отцовстве. В этот раз мы прервали беременность, удалили опухоль, но в следующий раз опухоль может проявиться в позднем триместре, и вы можете не успеть.
– Но мы так хотели ребенка!
– Выбирайте, кто вам нужнее! Беременность активизирует эти процессы.
Юра подталкивал его к выходу. Уже у двери Николай спросил:
– Вы же сам отец? Неужели вы смогли бы сделать такой выбор?
– Если бы любил жену – смог бы. Встретить близкого человека сложнее, чем найти способ создать ребенка. А женщина сможет полюбить и чужого.
Юра закрыл за посетителем дверь. Это был последний прием сегодня. Он позвонил секретарю:
– Валя, перенеси консультацию с Киреевым завтра на один час. Мне пришли результаты анализов Семенюты, скорее всего, я буду ее оперировать дольше. И ее родственникам тоже позвони, предупреди!
– Насколько дольше?
Он вздохнул:
– На один час, Валя.
Он посмотрел на мобильный. СМС от нее: «Мы с Мишей будем у меня».
Он пошел пешком: погода и Маричка располагали не садиться за руль. Весеннее солнце все больше грело, а отвозить куда-то Мишу не было необходимости: утром он переходил дорогу, отдавал ей ребенка и шел в больницу. Теперь, по дороге к ней, он думал о словах, сказанных Николаю.
Юра очень рад Мише, сын теперь – самый дорогой человек на свете, но до его появления он так не думал. Он не хотел детей и не мечтал о том, чтобы оставить такой след в мире. Так получилось. А этот Николай даже не знает, что такое – держать на руках своего ребенка, и готов рисковать любимой? Юра не понимал.
Он позвонил в ее дверь. Она открыла и, крикнув «Заходи!», убежала в комнату. Юра последовал за ней. В квартире смешались запахи духов и чего-то едкого, наверное, для закрепления прически. Мишка сидел на полу, зарываясь в чемодан с косметикой.
– Ты его допустила к сокровищам?
– Нет! Миша, это все для девочек! – отобрала она сокровищницу.
– Нееет! – завопил тот.
– Хочешь, дам плойку?
У того загорелись глаза. Она дала ему какой-то огромный колючий предмет, который можно было разбирать, разоруживать, снимать шипы, надевать другие, менять модель. Трансформер какой-то. Маричка стояла возле зеркала, укладывая волосы.
На ней было синее платье ниже колен, без декольте, с длинными рукавами, но немилосердно обтягивающее бедра. У нее была очень женственная фигура. Юра старался не думать о ее округлостях, но теперь не мог оторвать от них взгляд. Платье подчеркивало форму ягодиц и крутые линии переходов от талии к бедрам, от бедер – к ногам. Как можно давать интервью девушке с такой тонкой талией и такими широкими бедрами? С ней можно только о потомстве разговаривать, а не о регулировании бизнеса. Может, этот Николай что-то такое же к жене чувствует. Юра отвернулся.
«Нет, интеллект сильнее», – убеждал он себя. Если бы не это платье, а деловой костюм или даже джинсы, ему бы было легче смотреть ей в глаза и говорить на абстрактные темы. Вообще говорить.
– Ты на свидание?
Она вздохнула:
– Угу, – это прозвучало ворчливо.
