– Привет, – ответил он.
Мы с Юрой остались за изгородью, а Витя посадил Мишу на пони и водил по кругу. Столько счастья в глазах!
– Спасибо, что придумала сюда приехать.
– Я заслужила поощрение?
– А оно тебе нужно? Намекнула бы, ты давно его заслужила.
– Кажется, мне нужно кое-что знать.
– Спрашивай.
Я молчала.
– Спрашивай прямо, я могу долго угадывать, что именно тебя интересует. Ты ведь вообще ничего обо мне не знаешь.
– Потому что еще не было такой цели – узнать. В качестве поощрения мне нужна информация не о тебе. Миша… он очень стеснительный?
– Я хочу туда, в лес! – скомандовал Миша.
В лес нельзя водить лошадку, но он уламывал Витю. Если инструктор поддастся, нам с Юрой придется пробираться через заросли, чтобы не упускать их из виду. По тропинкам ходить запрещено – они только для животных.
– Не очень. – Юра повернулся ко мне, теперь за Мишей следила только я. – Он не любит женщин.
– Не любит? Боится, что ли?
– Не знаю. Он не очень понимает свои чувства. Хотя это, наверное, фобия. Он их игнорирует, замыкается, истерит. Я, конечно, учу его не реагировать бурно, но он маленький еще… и если его трогают, это плохо заканчивается.
– Незнакомые женщины?
– До знакомства у него не доходит.
Мы немного помолчали. Как-то не верю я в это. Неужели правда? Неужели нелюбовь к противоположному полу – это врожденное? Я никогда не верила в то, что гомосексуалисты и гетеросексуалы разделяются на лагеря еще в утробе матери. Была уверена, что предпочтение созревает в процессе жизни и на него влияют какие-то внешние обстоятельства. Неужели я вижу такого ребенка? Наверное, эти мысли предсказуемы, потому что Юра сказал:
– Маричка, я не думаю, что, когда он вырастет, будет любить мужчин. У меня есть основания так думать.
– Какие?
– В какой-то мере он пошел в меня. Я не в восторге от женской компании. Я всегда сторонился девочек, девушек.
– Почему?
– Не чувствовал потребности в отношениях, которые реально не стоят затраченных усилий. Мне жаль своего времени и мыслей для кого-то, кто, скорее всего, войдет в мою жизнь для того, чтобы испортить ее. Но я традиционной ориентации.
– Точно? Я нормально к этому отношусь, если что.
– Точно. Я тоже не гомофоб. Я долго жил в Европе, где к этому относятся спокойнее, чем в Украине, и у меня есть хорошие знакомые и коллеги, которые живут в однополых браках. Нет, я просто не стремился и не хотел никому ничего доказывать.
А я еще козыряла своими свободными взглядами! Нашла перед кем.
– А ты не думаешь, что Мишу нужно психологу показать?
– Конечно, я показывал. Ты не представляешь, сколько неудобств из-за этой его особенности.
– Няни?
– Да. Мужчин в агентствах очень мало. И не с каждым я оставлю сына. Нашел одного и жил полтора года нормальной жизнью, ну, относительно нормальной. Даже уже начал готовиться к возвращению в Германию, из-за Мишки я тут застрял… Но у этого няня своя жизнь, свои проблемы. Дочь внезапно заболела, и в Германию поехал он. Он и сейчас с ней, на лечении. Скоро должны вернуться. Но я так понимаю, что рассчитывать на его ежедневную помощь я уже не смогу.
– А… мама?
– С ней как с официанткой и твоей соседкой. Она очень переживает, все-таки он ее единственный внук… – Он помолчал, потом опомнился. – Или ты о его маме? Я подумал о своей. Но и ее он тоже не любит. Вырывается из рук, кричит, прячется. Мне надоело экспериментировать и мучить его. Не хочет, и ладно.
– И давно это у него?
– Я бы сказал, всегда…
– Что, вот прямо с роддома?
– Нет, конечно. Ему было семь месяцев, когда в гости приехали мои родные. В том числе мама и сестры. Ну вот тогда и открылось это. Мама взяла его на руки, а у него истерика. Думали, болит что-то. Берет папа или брат – все хорошо. Не сразу поняли, в чем дело, но протестировать в последующем хватало возможностей.
– Так, а что психолог?
– Непонятно. Говорит, что, может, он это перерастет. Я жду.
– Ну так он же начал перерастать уже…
– Я очень и очень на это надеюсь.
Мне стало как-то не по себе. Уже расхотелось выяснять, куда подевалась родная мать, и кто смотрел за ребенком первые семь месяцев, и все остальное…
– Ты же не хочешь сказать, что он… ну что…
– Ты такая одна.
– Нет!
– Да.
– Почему?
– Не знаю. Я очень сильно удивился, когда он ни с того ни с сего подошел к тебе в сквере. Я был просто в ступоре, я не верил своим глазам! Это правда было в первый раз, сколько я его знаю, а я его знаю с первого дня. Или с третьего, если быть точным…
– Может, я не женственная?
Юра посмотрел на меня, как на сумасшедшую:
– Это риторический вопрос?
– Да. Не отвечай.
Я просто не знала, что и думать. В том, что я женщина, – сомнений нет. И маскулинности во мне… ну очень маленький процент. По крайней мере во внешности, а характер… не мужской – это точно. Работа, конечно, внесла свои коррективы и добавила зубов. Но все равно к решению проблем подход у меня женский. Короче, я женщина, и мальчик меня не боится. Хорошо. Нет, даже здорово! Я – особенная, и это приятно.
– Это приятно! Но мы уже столько знакомы…
– Два месяца.
– Два месяца… Как он с другими?
– По-прежнему.
– А с маленькими девочками?
– Нормально. Всегда было нормально. Но у девочек есть мамы, и когда подходят взрослые женщины – начинается страшное.
– Как же вы живете? Как ты работаешь?
Катание подошло к концу. Витя привел пони и передал нам Мишу. Мы пошли гулять по лесу, мальчик болтал про лошадок, а я чувствовала, что сильно замерзла. Мне вообще холодно в эти дни. И плохо. Тут еще такие новости. Пора пить обезболивающее. Чувствую, мне предстоит та еще ночка. Я попросила отвезти меня домой. По дороге Миша заснул в автокресле.
– Мы напугали тебя? – Юра смотрел на дорогу.
– Нет. Не знаю. Я не знаю, как к этому относиться. Я думаю, что он действительно начал перерастать свою проблему. Просто ему попалась я на глаза. Что-то ему привиделось. Интересно, когда он вырастет и влюбится – его девушка будет похожа на меня?
Юра даже от дороги оторвался.
– Извини, я глупости говорю. Но ведь правда в этом что-то есть… Я сейчас неважно себя чувствую, поэтому не слушай меня.
