– Двадцать минут, массажист в поликлинике?
– У меня нет времени посещать сеансы массажа!
– А не мешало бы!
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя блоки по всей спине, особенно в шейном отделе!
– У меня теперь тут крепатура… – он потянул шею.
Там появилась тянущая боль. Кажется, она говорила правду. Ему стало совестно, что он подозревал ее на пустом месте.
– Конечно, я размяла мышцы, заставила лимфу двигаться. У тебя застойные процессы здесь, а я их расшевелила… – она дотронулась до верхнего грудного отдела. – Не дергайся ты!
– Извини, – но не такая уж она простая, это он тоже помнил. Возможно, был гипноз… Хотя, это мог быть и просто массаж. Очень хороший и в хорошем исполнении…
– Здесь, – дотронулась она до поясницы. – И здесь, – она наклонилась к сухожилиям на щиколотках. – Юра, я не претендую, но пойди сам к специалисту. Этим нужно заняться, потому что кровь нормально не поступает. Ты оперируешь и стоишь на ногах, ты наклоняешь голову, ты много работаешь сидя. И спортом этого не исправить! Это внутренние группы мышц, они спрятаны…
– Откуда ты все это знаешь?
– С миру по нитке. В том числе здесь и Ланины знания, но вчера больше не ее, а… я изучала разные техники. Мы с Викой увлекались этим как-то, помнишь мою подругу?
– Увлекались? Да ты меня вырубила!
– И надеялась услышать слова благодарности, а не упреки!
– Это же тяжело… – пытался он найти оправдание своей неблагодарности.
– Но я же не принимаю пациентов. Я так, для себя. В твоем случае тоже. Мне надоели твои недосыпы и нервы от этого!
Он замолчал.
– Мне такой массаж никто не сделает.
– Еще бы!
– Ты будешь мне это делать?
– Нужно меня слушаться!
– Чего? – он скептически переспросил.
– Да! Для начала, каждый день – сеанс. Нужно десять.
– Ты мой доктор?
– Да, – она игриво улыбнулась.
Он отметил, что его не отталкивает игривость.
– Это для начала? – он сохранял скептический тон.
– Нужно соблюдать режим. Нужно спать. Я помогу тебе, но ты должен быть готовым пожертвовать ночным бодрствованием. Я понимаю, зачем оно было тебе нужно, когда ты был с Мишей один, но сейчас… Давай ты будешь работать днем? А ночью – спать.
Он улыбался во весь рот. Это все было совсем неожиданным и очень приятным.
– Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, что это все для меня значит.
– Я представляю. Я тебе о пользе сна могу рассказывать часами.
Надо было заглаживать вину, он зря набросился. Но такого с ним никто не делал раньше. Впрочем, теперь что ни день, так открытия. Он может истратить все дни на извинения и расшаркивания.
– Я не ожидал этого, и я не помню, как уснул. Для меня это шок в своем роде.
– Так сегодня продолжим?
– Да. Но зоны табу остаются? – уточнил он.
– Да не посягаю я на тебя!
Он пошел обуваться, когда ему пришла в голову мысль, что, может, он сейчас уступил ей слишком много? Если она так легко им управляет, то он оказывается в ее руках! Уже обутым, он вернулся в кухню.
– Я хочу уточнить: что это значит? Что ты будешь меня ближайшие десять дней выключать? Я не согласен!
Она проглотила кофе, которое успела отпить до его появления, набрала в легкие воздух, медленно выпустила и улыбнулась:
– Нет, только перед и после сложных дней на работе. Не все же дни такие?
– Ладно. Посмотрим. Я уже даже в душ не успеваю. И позавтракаю на работе. До вечера.
Он чуть было не поцеловал ее на прощание. Он остановил в себе это желание. Ушел.
Все-таки она очень хитрая – это он понимал. Но он никогда еще так хорошо не спал, и это он тоже понимал. Он зарекся ей верить, но вчера ему пришлось довериться. Он боялся давать ей волю, боялся ее силы и, как следствие, своего бессилия. Сначала, когда он понял, что, несмотря на его проступок, несмотря на его агрессию – она останется, он решил, что это закрепит в нем контролера. И хорошо, значит он ничего не упустит с ней. Но выходило наоборот – выходило, что она со всем соглашалась, она все ему разрешала, и он начал терять бдительность. И ему уже очень хотелось опять расслабиться, дать ей возможность делать, что хочет, отвлечься и… хотя бы уснуть.
У него всегда были проблемы со сном, а в последнее время так отдыха почти и не было. С той самой первой ночи, когда он говорил: «Люблю», когда приходил в себя после удовольствия, когда прижимал ее и слушал ее спящее дыхание. Она уснула, а он удивлялся себе. Он не знал, что это бывает вот так. Он искренне считал, что это сценаристы фильмов поддерживают миф о многочасовом сексе. Он понимал, что хочет близости с ней, но готовился, что будет осознанно, специально все делать только для нее. Он перетерпит, он постарается. Вышло так, что он о ней вообще забыл… Она уже спала, а он все крепче прижимал ее к себе. Целовал ее веки, кончик носа, плечо. Он опять ее хотел. Но она устала, он понимал. Он смотрел на нее, смотрел. И постепенно до него начало доходить то, что же он понял: он о ней забыл! Он слишком увлекся процессом. Она что-то просила… Она просила медленнее, отталкивала… Она кричала, но всегда ли от удовольствия? Боже, что она подумает о нем, когда выспится? Главное, что сделает? Она только пережила попытку изнасилования, выжила, выздоровела, попала домой, и тут он… Юра ругал себя до первых лучей солнца, а потом на пару часов уснул. Она простила, но он боялся повторения и не трогал ее, и не спал. А потом опять секс, и ее слабые попытки что-то сделать, о которых он вспоминал уже потом, когда она засыпала. Что-то она хотела? Но он не просто не замечал ее желаний, он понимал, что не хочет их замечать. Он стал следить за собой, он хотел сделать ей хорошо, и ей было хорошо. Но он не хотел давать ей свободу. Ему ничего больше не нужно, ему вот так хорошо, а если он пойдет ей навстречу, то может оказаться, что новая она совсем свяжет его. Он боялся, что за всем этим могут быть еще более острые, более приятные ощущения, и ему придется делиться с ней властью. Он боялся. Он продолжал бояться до сегодняшнего дня. Но с каждым часом он отмечал, как к нему возвращаются силы, которых он уже несколько лет в себе не чувствовал, с тех пор как родился Миша, а еще – намеки на спокойствие и уверенность, которых, возможно, в нем никогда и не было. Уверенность не в руках, не в ногах, не в уме, а в душе. Душа у него была, и она, может даже оказаться, нужна кому-то. Он отказался от предложенного кофе, и после второй операции – тоже. Ему не нужны были стимуляторы. Ему было хорошо. И это было приятно. И он уже пообещал… Он разрешит ей себя трогать. Но он не снимет табу.
* * *
Я: На самом деле почти всю неделю мы не занимались сексом. Только массаж и разговоры. Во время холестики, во время расслабления, поглаживания. Мои движения были силовыми и ритмичными, слабыми и нежными. Наши разговоры были бурными, когда мы перебивали друг друга, и редкими, по слову в минуту. Он меня подпустил к себе. Мы говорили, и я его гладила, трогала. Везде, кроме интимных зон. Он не снимал табу. Утром, когда он выходил за дверь, и вечером, когда открывал ее – я ловила его новые взгляды. Он стал иначе смотреть: теплее и с интересом. Не с подозрением, тревогой и разочарованием, а иначе. Мне нравилось. Я рассказывала ему о техниках массажа, о телесной психотерапии, об эффектах, об учителях, о семинарах, на которых бывала, и о йогах, с которыми на них знакомилась.
