– Ну и что? Это еще раз доказывает, что внутри оборотня идет скрытая от нас перестройка организма. Спора Конструктора пробуждается от спячки. Интересно, когда она созреет?
– По расчетам, с теперешними темпами изменений Конструктор вылупится лет через двадцать. А по моим… – Диего кинул последний взгляд на виом и направился к выходу из зала, – по моим расчетам, гораздо раньше. И будем ли мы готовы к этому – не знаю.
НАД СПЯЩИМ ВУЛКАНОМ
Тихое ночное небо Марса казалось бездонной пропастью, в которой навеки умер солнечный свет, раздробившись на мириады осколков-звезд. Грехов стоял на вершине крутого вулканического конуса, запрокинув голову, и мог бы простоять так еще долго, впитывая всем телом непреходящую красоту звездного города, если бы не раздавшийся в наушниках голос Диего:
– Ау, Габриэль, где ты?
– Здесь, – с опозданием ответил Грехов, с трудом отрываясь от влекущей бездны. «Становлюсь сентиментальным, – с досадой подумал он. – Не хватало, чтобы Диего поймал меня за столь бессмысленным, с его точки зрения, занятием».
– Я над кратером, – добавил он. – Надень инфраоптику и увидишь.
Надвинув очки, Грехов окунулся в призрачный мир алых, багровых, вишневых красок, сотен оттенков коричневого цвета. Теперь было заметно, что дно неглубокого кратера разогрето больше, чем остальной конус вулкана, об этом говорило пурпурное озерцо света в его центре.
Через несколько минут рядом возникла багрово светящаяся фигура пограничника.
– Еле нашел… Мне сказали, что ты совершаешь вечерний моцион, и я удивился. Раньше за тобой любви к одиноким прогулкам не замечалось.
– Все течет, все изменяется, – меланхолически сказал Грехов.
– Да, конечно, мысль интересная, свежая. Кстати, ты так и не удосужился сообщить, в качестве кого явился на полигон. Как рядовой спец или…
– Как рядовой, – спокойно ответил Грехов. – Руководить отделом я уже не гожусь, укатали сивку крутые горки. Ты же знаешь, какие у нас требования…
– Безопасники… конечно! – с невольной обидой заметил Диего.
– Безопасники, – тихо сказал Грехов. – Есть такое обширное понятие – безопасность цивилизации. Не государства, заметь, даже не союза республик и народов – всей цивилизации! Жестокая работа, работа, требующая полной самоотдачи, самообладания, призвания и всего остального, без чего человек не был бы человеком. Уж ты поверь. Многие не выдерживают… не выдержал и я…
– Ты – иное дело, не каждому перепадает на долю столько испытаний.
– И все же… Решив пойти к Тартару, я думал, что компенсирую свою прогрессирующую нерешительность… Не удалось. Понимаешь, я вдруг понял, насколько далеко право рисковать собой от права рисковать другими. И у меня родился страх, страх рисковать чужими жизнями, а это в нашей работе зачастую необходимо. И этот страх убил во мне руководителя.
Диего некоторое время молчал. Плыло мимо не нарушаемое ни одним звуком безмолвие марсианской ночи, плыли в вышине вереницы созвездий, мчался, качаясь, по двухлетней орбите вокруг Солнца каменный шар Марса.
– Я подал рапорт о переводе в отдел безопасности. Или специалистов моего класса у вас хватает?
Грехов шевельнулся, зашуршали, скатываясь в кратер, камни.
– Ты тоже работаешь на переднем крае, иначе наши дороги не пересекались бы. Что касается перехода… Торанц рапорт подпишет. Ну а я отговаривать не стану. Другое дело – поймет ли тебя Анна?
Диего благодарно пожал плечо Габриэля, и снова они постояли молча, касаясь друг друга локтями.
– Я тебе зачем-то был нужен? – спросил Грехов.
Диего нагнулся, поднял камешек.
– Мне оборотень уже снится. Понимаешь, ученые сошлись во мнениях, что тот пейзаж, что мы с тобой видели позавчера, – это пейзаж родины Конструктора, а черные «пауки» – его далекие предки. Твоя догадка оказалась верной. Представляешь эволюцию?
– Нет. У тебя в связи с этим есть причины искать меня ночью?
– А с кем еще могу я поделиться тревогой, не рискуя быть непонятым? С одной стороны, мы убедились, что спора Конструктора созревает медленно, и энергетически мы сильнее ее, если только она не умеет черпать энергию из неведомых нам источников. А с другой – уж если серый призрак, стоящий на лестнице эволюции гораздо ближе к нам, чем к сверхоборотням, то есть Конструкторам, не идет с нами на обоюдовыгодный контакт, то почему все уверены, что пойдет Конструктор? Откуда такая уверенность?
– А ее и нет, – буркнул Грехов. – Всех загипнотизировало обладание такой чудовищной игрушкой, как оборотень. Но должны же мы, люди, шагать вперед? Сами! И кто, как не исследователи, делает этот шаг первым? Изучение оборотня, которое уже многое принесло нашей науке, – тот же шаг. Рискованный, согласен. Но тут-то и выходим на сцену мы, пограничники и безопасники, и я должен спросить у тебя – все ли ты сделал для того, чтобы свести риск к минимуму? Если гибнут люди – это беда, но беда вдвойне, если они гибнут по нашей вине.
– Ты что, Ри? – опешил Диего. – Укор твой суров, но не обоснован. Ты же знаешь, как мы…
– Знаю, извини. Сердит я по другой причине. Ведь ты нашел меня не для того, чтобы делиться гипотезами об эволюции Конструкторов?
– Да, – признался Диего. – Я хотел сказать тебе, что вблизи оборотня со мной начинают происходить… мерещится всякая чертовщина! Иногда накатывает такая тоска – просто жуть берет! И мысль при этом – один! Один на весь космос!
– Я так и думал, – кивнул Грехов. – Нечто подобное испытывал и я. Снова наш тяжкий крест – экстрасенсорная система. Излучение оборотня воспринимается нами в гораздо большей степени, чем остальными. Не мерещилось ли тебе нечто вроде гигантской растущей трещины? Или взметнувшейся на километры ввысь каменной волны? Или жерла вулкана, извергающего тучу раскаленного пепла?
Диего шумно выдохнул.
– Я даже слышу при этом гул и грохот…
– Не только ты. Забара, Нагорин, Танич… я опросил всех спасателей, многие испытывают то же самое. Торанц называет это явление сверхчутьем, а Нагорин погружением дискурсивного мышления в подсознание. Когда-нибудь медики назовут это шестым чувством, например, диегозрением. Или виртосязанием.
Диего повертел в руке камешек и забросил его в кратер.
– А цунами… вулкан… что означают наши видения?
Грехов прошелся по кромке кратерного вала, остановился.
– Это значит, что сверхоборотень или кто-то внутри его предупреждает нас о последствиях пробуждения споры Конструктора.
– Серый человек?
– Не знаю, может быть. Одно знаю точно: испытание нашей готовности встретить опасность во всеоружии – еще впереди.
Назад они летели на высоте двухсот метров. На востоке уже засветилась серебристая полоса рассвета, на западе росло зарево полигона, и между двумя этими светлыми дугами прятал свою угрюмую ночную усмешку искалеченный древними извержениями великий лик бога войны Марса.
