А потом – Эсме показалось, что прошло очень много времени – они снова вышли к лестнице. Джейми держал ее за руку. Он вел ее в зал, где звучала музыка. Как ни странно, пары все еще отплясывали под ту же старинную шотландскую мелодию. Он что, думал вернуться в танец? Эсме взглянула на него. Потом на свечи, утопающие в расплавленном воске, на подпрыгивающих и кружащихся в танце гостей, таких сосредоточенных и довольных.
Она вырвала руку. Было больно, но она высвободилась. Разжала пальцы. Шагнула к двери – и остановилась. В глазах затуманилось, заклубился туман. Кто-то подошел к ней, о чем-то спросил… Музыка заглушала все звуки. Эсме взяли за руку, встряхнули, одернули на ней платье. Миссис Дэлзил. Эсме разлепила губы, чтобы позвать сестру, но из горла вырвался только крик, тонкий, нескончаемый, безнадежный.
Миссис Дэлзил отвезла Эсме домой на машине, сама села за руль и рассказала матери Эсме, что ее дочь слишком много выпила, выставила себя на посмешище и, возможно, утром придет в себя.
Однако утром стало хуже. Когда мать вошла в спальню и спросила, что произошло на балу, Эсме села на кровати, и в ее ушах зазвучал вчерашний тоскливый стон. И она закричала.
Айрис пропускает Эсме вперед и ждет, пока та медленно поднимается по ступенькам, то и дело отдыхая и тяжело опираясь о перила. Похоже, прогулка ее утомила.
У двери в квартиру Айрис замирает. В щель у самого пола пробивается тонкая полоска света. Там кто-то есть.
Она протискивается мимо Эсме и, поколебавшись секунду, поворачивает дверную ручку.
– Кто здесь? – громко спрашивает она. – Есть кто живой?
Собака утыкается ей в колени. Айрис берет ее за ошейник.
– Кто здесь? – снова произносит Айрис.
Из кухни выходит человек. Мужчина.
– У тебя тут еды ни крошки, – недовольно сообщает Алекс.
Она выпускает собачий ошейник и подходит к брату.
– Ты меня напугал.
– Извини. – Он усмехается. – Подумал, зайти, что ли, ведь ты…
Он смотрит куда-то у нее за спиной.
Айрис возвращается к Эсме и показывает на Алекса:
– Это мой брат.
Эсме хмурится:
– У тебя есть брат?
– Сводный, – поясняет Алекс. – Она всегда забывает прибавить это слово. А вы, наверное, Юфимия.
– Эсме, – одновременно отвечают ему Айрис и Эсме.
…и она не перестала, и тогда…
…сложно, когда в семье единственный ребенок. У меня не было даже кузин. Мужчина, за которого я выходила замуж, тоже был один у родителей, а значит, невесткам взяться было неоткуда. Но кому-то надлежало держать мой букет, поправлять шлейф платья, хоть и не очень длинный, побыть со мной до начала свадебной церемонии. Невесте нужна подружка. Мама сказала, что я сама должна кого-нибудь пригласить. У меня были подруги, но звать их не хотелось, особенно после…
…она все кричала, и мама отослала меня из комнаты, и…
…лишь спустя две недели к нам зашел Дункан Локхарт. От нас все шарахались. Ни гостей, ни звонков по телефону. Никого и ничего. Без нее в доме было очень тихо. Мы почему-то перестали быть семьей – просто жили в соседних комнатах. Дункан пришел будто бы к моему отцу, хотя мы виделись с ним на празднике, танцевали. Я даже помню, под какую мелодию мы кружились на балу. У него были очень сухие руки. И он сказал, что помнит, как мы познакомились на трамвайной остановке. Я и забыла. Утром того дня, когда он пришел, на окнах моей спальни намерз лед. И я закрыла глаза, потому что все вокруг напоминало о ней: одежда, книги, безделушки. Мама еще не успела…
…помню, как ночами носила ребенка на руках. Я ничего не знала о маленьких детях. С первым всегда так – полагаешься на инстинкты. Внутренний голос подсказывал: ходи, укачивай, не останавливайся. Малыш не хотел есть. Размахивал красными кулачками. Я мочила муслиновую салфетку в молоке и клала кончик ему в рот. На четвертый день он научился сосать, начал втягивать молоко по капле, сначала осторожно, потом жадно. На плите всегда кипела вода, ополаскивали бутылки, у огня сушились пеленки, к потолку поднимались клубы пара…
…и когда она не замолчала, мама позвала врача. Мне приказали выйти, но я подслушивала, прижавшись ухом к холодной латунной замочной скважине. Слышался только голос врача. Когда он обращался к Эсме, то говорил громко, как будто она оглохла или отупела. Они с мамой долго шептались, а потом врач заявил Эсме: «Мы отвезем тебя на отдых, ненадолго, согласна?» И она, конечно, по-своему, дала им понять, что вовсе не согласна, а врач ответил, что у нее нет выбора и…
…в конце концов я позвала двоюродную кузину Дункана, хоть мы с ней встречались всего раза два. Она была гораздо моложе меня и очень обрадовалась. Бабушка тогда сказала, что такая подружка невесту не затмит. Я отвела ее к миссис Мак на примерку. Сама не осталась, не могла…
…я рассказывала о жакете? Да. Кажется. Но меня же спросили. А я всегда говорю правду. И о том, что произошло в Канти-Бей. Какая разница? Я всегда говорю только правду. Я просто устала. Я не хотела, чтобы ее забрали навсегда, только чтобы я…
…меня попросили выйти, и я ушла, но осталась за дверью и все слышала. Хотя боялась, что придет бабушка и меня застукает. Подслушивать неприлично, я знаю. Мама жаловалась, что устала от криков, непослушания и споров. Доктор бормотал что-то о девушках, подверженных истерии, и я обиделась, ведь я-то никогда не доставляла маме хлопот. Он произнес слова «лечение», «больница» и «научится себя вести». И тогда мне показалось, что это правильный выход, так и нужно поступить, потому что она всегда была такая…
…удивительнее всего, что возникает такая любовь. Ты вроде знаешь, что так будет, а потом видишь маленькое тельце, и чувство, что нахлынуло, раздувается, как воздушный шар. Мать Дункана настояла, чтобы мы наняли няню – ужасное создание с расписаниями кормления в одной руке и накрахмаленным передником в другой. Мне и делать стало нечего. Я скучала по Роберту. Заходила к нему в детскую, а няня бросалась к кроватке и не давала мне подойти. «Мы спим», – говорила она. Кто мы? Мы все? Но я ни разу ее не поправила. Свекровь говорила, что няня у нас просто чудо, и ее нельзя сердить. Не знаю, чем же я должна была тогда заниматься. Повариха готовила, домработница следила за порядком, Дункан целыми днями пропадал в конторе с моим отцом, а у Роберта была няня. Иногда я думала, а не…
…преждевременная деменция, сказали врачи. Я спросила отца, и он ответил – преждевременная деменция, dementia praecox. Я попросила его написать это на бумаге. Красивые слова. Конечно, теперь говорят иначе. Я читала об этом в журнале. «Устаревшее понятие» – вот что там было написано. В наши дни говорят – шизофрения. Страшное слово, отвратительное, но и величественное, ведь, в конце концов…
…платье, которое она сшила для подружки невесты, было даже лучше, чем все, что она шила мне. Конечно, я выходила замуж в мамином платье, немного переделанном, чтобы лучше сидело. Мною восхищались. А подружка невесты была в шифоновом платье с блестками, такими…
