Эсме погрузилась в игру, которую придумала специально для таких случаев. Она оглядывала комнату и воображала, как можно ее пересечь, не касаясь пола. Взобраться на диван, оттуда на столик, потом на скамеечку у камина, оттуда…
Она вдруг заметила, что мать смотрит на нее и, кажется, что-то ей говорит.
– Что ты сказала? – спросила Эсме.
– Джеймс обращался к тебе, – произнесла мать, раздувая ноздри.
Надо вести себя прилично, иначе бури не миновать.
– Я просто сказал, – проговорил этот Джеймс, сидевший на краешке стула, упершись локтями в колени, какой-то знакомый… разве они уже встречались? – что сад вашей матушки очень красив.
Наступила тишина, и Эсме поняла, что теперь ее очередь говорить.
– Ах, сад…
Больше ничего в голову не приходило.
– Быть может, вы прогуляетесь со мной по саду?
Эсме часто-часто заморгала.
– Я? – выдохнула она.
Все смотрели на нее: мама, бабушка, Китти, Джеймс. И в мамином взгляде было столько удивления, разочарования, грусти, что Эсме едва не рассмеялась. Бабушка смотрела то на Джеймса, то на Эсме, потом повернулась к Китти, снова взглянула на Джеймса – и начала что-то понимать. Она сглотнула и потянулась за чашкой чая.
– Я не могу, – ответила Эсме.
Джеймс улыбнулся:
– Почему?
– Я… ударилась… ногой.
– Неужели? – Джеймс откинулся на спинку стула и оглядел Эсме с ног до головы, задержавшись на ее лодыжках и коленях. – Очень жаль. Каким же образом?
– Я упала, – пробормотала Эсме и запихнула в рот кусок фруктового пирога, показывая, что разговор окончен.
К счастью, мать и бабушка кинулись к ней на помощь, наперебой предлагая юноше пройтись по саду с другой сестрой.
– Китти с радостью…
– Может быть, Китти покажет вам…
– …самые красивые цветы растут в дальнем уголке…
– …Китти знает о растениях все-все, она часто помогает…
Джеймс поднялся и подал Китти руку.
– Прекрасно. Идем?
Когда они вышли из гостиной, Эсме отцепила лодыжки от ножек стула и закатила глаза, всего один раз. Однако Джеймс, по-видимому, заметил, потому что у самой двери он обернулся и посмотрел на нее.
Спустя несколько дней – Эсме не помнила, сколько именно – она задержалась в школе и шла домой в сумерках. Туман медленно затапливал город, прилипая к домам, улицам, фонарям, черным ветвям деревьев над головой. Все выглядело зыбким и ненастоящим. Волосы промокли под беретом, ноги будто превратились в ледышки.
Перевешивая сумку на другое плечо, Эсме заметила скользнувшую среди деревьев темную фигуру и поспешила вперед. Влажный серый туман все сгущался.
Она согревала дыханием застывшие пальцы, когда кто-то схватил ее за плечо. Эсме закричала и, замахнувшись сумкой с книгами, изо всех сил ударила напавшего по голове. Призрак застонал, выругался и попятился. Эсме отбежала на несколько шагов и вдруг услышала, что он зовет ее по имени.
Она остановилась и прислушалась, вглядываясь в серую пелену. Призрак появился вновь, потирая голову рукой.
– За что вы меня так? – простонал он.
Эсме ошеломленно вытаращилась. Где же ужасный призрак? У стоявшего перед ней юноши были светлые волосы, гладкая кожа и правильный выговор, как у всех хорошо воспитанных молодых людей.
– Мы знакомы? – спросила она.
Он вытащил из кармана носовой платок и прижал его ко лбу:
– Смотрите! Кровь! Ваша работа.
Эсме разглядела на белой ткани три красных пятнышка. Потом юноша вдруг решил ответить на ее вопрос.
– Знакомы ли мы? Вы что, меня не узнали?
Она снова взглянула на него и подумала, что от него веет чопорностью и скукой. Тот самый. Джеймс. Жених, которому понравился сад.
– Я приходил к вам домой. Мы сидели в гостиной: вы, ваша сестра Кейти, и…
– Китти.
– Да. Верно, Китти. Совсем недавно. И вы меня не узнали?
– Это все туман, – рассеянно ответила Эсме, удивляясь про себя, что ему нужно и когда она сможет откланяться и уйти. Ноги у нее совсем замерзли.
– А впервые мы встретились вон там. – Он махнул куда-то себе за спину. – Помните?
Она кивнула, стараясь не улыбнуться:
– Угу. Вы мистер «Счастлив познакомиться».
Он насмешливо поклонился и взял ее за руку, будто собираясь поцеловать.
– Угадали.
Она отняла руку:
– Чудесно. Мне пора. До свиданья.
Однако Джеймс взял ее под руку и пошел рядом с ней.
– Все это совершенно неважно, – сказал он, как будто она не попрощалась с ним только что. – Важно только одно: когда вы пойдете со мной в кино?
– Никогда.
– Уверяю вас, – улыбнулся он, – это непременно произойдет.
Эсме нахмурилась и попыталась вырвать руку, но Джеймс держал ее крепко.
– А я говорю: нет. Уж я-то лучше знаю.
– Почему?
– Потому что мне решать.
– Неужели?
– Конечно.
– А если, – сказал он, крепче прижимая к себе ее руку, – я спрошу разрешения у ваших родителей? Что тогда?
Эсме резко выдернула руку:
– Вы не посмеете…
– Почему?
– Потому что. И даже если они разрешат, я все равно не пойду. Уж лучше… – она попыталась придумать что-то особенно отвратительное, чтобы заставить его уйти, – …я себе глаза булавками выколю.
Хорошо. Это подействует.
Однако Джеймс усмехнулся, как будто она сделала ему комплимент, поправил перчатку, поддернул манжеты и оглядел Эсме, будто собираясь ее съесть.
– Булавками, говорите? Плоховато учат манерам в вашей школе. Но я люблю строптивых. Хорошо, попробуем еще раз. Вы пойдете со мной в кино?
– Не пойду!
К ее удивлению, он улыбнулся. Странно. Она еще никому так не грубила.
Джеймс шагнул к ней, и Эсме призвала на помощь все силы, чтобы не отступить.
– Вы не такая, как другие девушки, – тихо произнес он.
Это заявление ее заинтересовало:
– Разве?
– Да. Вы не скромная фиалка. И мне это нравится. В вас чувствуется характер. Без страсти жизнь скучна, не так ли? – Он сверкнул белозубой улыбкой, и Эсме ощутила на щеке тепло его дыхания. – А теперь перейдем к делу, – произнес Джеймс властно и строго.
Эсме подумала, что так он, наверное, разговаривает с лошадьми. И едва не рассмеялась.
