– …комната горничной.
Айрис раздраженно хмурится:
– Ну да, другой нет.
Квартира небольшая, но ей нравится, и хочется напомнить пожилой женщине, что выбор у нее невелик: или комнатушка без окон, или адский пансион.
– Она была зеленая.
Айрис отодвигает стул к стене, расправляет одеяло на кровати.
– Что было зеленым?
– Комната.
Айрис выпускает из рук одеяло и смотрит на Эсме. Пожилая женщина поглаживает ручку двери.
– Вы жили здесь? – ошеломленно спрашивает Айрис. – В этом доме?
– Да, – кивает Эсме, касаясь стены. – Жила.
– Я… я не знала. – Айрис захлестывает необъяснимое раздражение. – Почему вы ничего не сказали?
– Когда?
– Когда… – О чем она? Как же ее понять? – Когда мы приехали!
– Меня никто не спрашивал.
Айрис глубоко вздыхает. В ее квартире всеми забытая женщина весьма преклонного возраста. Как так вышло? И что с ней делать? Как убить время до понедельника, когда «Колдстоун» или социальные службы ответят на ее вопросы? А вдруг случится непоправимое?
– Здесь был чердак, – говорит Эсме.
– Да. Верно.
Айрис с отвращением прислушивается к своему голосу – ее ответ звучит так снисходительно, покровительственно, мол, да, был когда-то чердак в доме, где выросла эта женщина и откуда ее насильно увезли. Айрис судорожно прокручивает в памяти разговоры с бабушкой, ее воспоминания о том времени. Почему она никогда, ни разу не упомянула о родной сестре?
– Вы жили здесь, когда вернулись из Индии?
– Мы не возвращались. Мы с Китти родились там, далеко.
– Понятно.
– А наши родители – да, вернулись.
Эсме обводит взглядом комнату, поглаживает дверь.
– Китти переделала дом в квартиры, – объясняет Айрис. Надо ведь рассказать этой женщине, что произошло. – Кроме моей – еще две, побольше. Даже не помню когда. Сама она долгие годы жила на первом этаже. Все продали, чтобы оплатить ей уход в доме престарелых. Только эта квартира и осталась, бабушка подарила ее мне. В детстве меня часто к ней привозили, и дом тогда целиком принадлежал бабушке. Огромный дом. И большой сад. Очень красивый.
Чем дальше, тем бессвязнее получается, и Айрис умолкает.
– Да, красивый. Моя мать любила цветы.
Айрис дергает себя за прядь волос надо лбом. Как в такое поверишь? Перед ней новообретенная родственница. Которая знает ее дом лучше самой Айрис.
– В какой комнате вы жили?
Эсме разворачивается и показывает взмахом руки:
– Этажом ниже. В той, что выходит на улицу. Мы жили в ней вместе с Китти.
Айрис звонит брату:
– Алекс, это я. – Она переносит телефон на кухню и пинком закрывает дверь. – Послушай, она здесь.
– Кто и где? – спрашивает он громко, будто стоит рядом. – И почему ты шепчешь?
– Эсме Леннокс.
– Кто?
Айрис раздраженно выдыхает:
– Ты вообще меня слышишь? Эсме…
– Та чокнутая? – прерывает ее Алекс.
– Да. Она здесь. В моей квартире.
– С чего бы?
– Потому что… – Хороший вопрос. Найти бы на него ответ. – Потому что я не могла бросить ее в притоне для наркоманов.
– Где?
– В пансионе.
– В каком пансионе?
– Неважно. Послушай… – Айрис прижимает пальцы ко лбу и несколько раз обходит кухонный стол. – Что мне делать?
Молчание. В офисе у Алекса звенят телефоны, кто-то кричит, требует отправить письмо.
– Айрис, я все же не понимаю, – отвечает Алекс. – Что она делает в твоей квартире?
– А куда ее деть?! Ей идти некуда. Что было делать?
– Глупости. Ты не обязана с ней цацкаться. Позвони в социальные службы или кто этим занимается.
– Алекс, я…
– Она что, опасна?
Айрис готова ответить «нет», хотя… Как забыть слова, подсмотренные в папке врача? Биполярна. Электроконвульсивна. Айрис оглядывается: на стене кухонные ножи, рядом плита с газовыми горелками, спички на столешнице.
– Я… думаю, нет, не опасна.
– Думаешь? Ты что, не уточнила?
– Вообще-то нет. Я… как-то в голову не пришло.
– Господи Иисусе, Айрис! Ты притащила домой сумасшедшую и ничего о ней не знаешь?
Айрис вздыхает:
– Она не сумасшедшая.
– Сколько она провела в том заведении?
– Не знаю… Вроде лет шестьдесят.
– Айрис, людей не запирают в дурдом на шестьдесят лет просто так!
Слышно, как кто-то в офисе зовет Алекса.
– Вот что, – говорит он. – Мне надо бежать. Я тебе перезвоню, договорились?
– Договорились.
Она вешает трубку и упирается ладонями в столешницу. За дверью потрескивает деревянный пол, слышатся легкие шаги, покашливание. Айрис оглядывается на ряд ножей.
Иногда она думает, как оправдать свои чувства к Алексу, если придется, конечно. Ну, вместе выросли. Не родные по крови. Она до сих пор носит в сумочке камешек, который он подарил ей больше двадцати лет назад. И он об этом не знает.
Когда они встретились, ему было шесть лет, а ей – пять. Однажды он просто вошел в ее жизнь и больше не уходил. И она помнит тот день, когда впервые услышала его имя. Она купалась в ванной. Вместе с мамой. Они весело болтали об одноклассницах Айрис, а потом мама вдруг спросила: «Помнишь Джорджа?» Они гуляли с ним втроем на прошлой неделе, и он научил Айрис запускать змея. Да, Айрис помнила Джорджа и так и ответила матери. А мама сказала, что Джордж скоро к ним переедет, и она надеется, что они с Айрис поладят. Мама стала поливать ее водой из кувшина и сказала:
– Зови его дядя Джордж.
Айрис смотрела на ручейки воды, стекавшие по ее рукам, и крепко, до боли сжимала мягкую мочалку, превратив ее в маленький твердый шарик в ладонях.
– Он мне не дядя, – ответила она и уронила мочалку в горячую воду.
– Ты права.
Мама присела на корточки и потянулась за полотенцем. У Айрис всегда было красное полотенце, а у мамы – лиловое. Интересно, какого цвета полотенце выберет Джордж?
– У Джорджа есть сын. Александр. Вы с ним почти ровесники. Он тоже переедет к нам. Поможешь мне подготовить для него комнату? Пусть он почувствует себя как дома.
Когда Джордж с сыном приехали, Айрис следила за каждым их шагом из-под кухонного стола. Она стянула скатерть пониже и уселась, скрестив ноги. В складках юбки она припрятала имбирное печенье и приготовилась ждать, на случай если Джордж приедет поздно.
