Я ждал, когда Карл закончит свою мысль, но он просто смотрел в окно.
Тогда я оставил Карла с его воспоминаниями и поспешил к выходу, где меня уже поджидал Вирджил. Он протянул мне визитную карточку. Я взял ее. «Малярные работы Вирджила Грея – коммерческие и бытовые».
– Если хочешь узнать о Карле Айверсоне, – сказал он, – тебе нужно поговорить со мной.
– Вы сидели с ним в тюрьме?
Похоже, Вирджил пришел в крайнюю степень раздражения и заговорил со мной тем тоном, что я слышал в баре, когда парни разговаривали о надоевшей работе или опостылевших женах: сердито, но уступая силе обстоятельств:
– Он не убивал эту девушку. И ты занимаешься ерундой.
– Что? – переспросил я.
– Я знаю, что ты делаешь, – сказал он.
– Что я такого делаю?
– Послушай меня: он не убивал эту девушку.
– Вы что, там были?
– Нет, меня там не было. И нечего строить из себя умника.
Теперь пришла моя очередь злиться. Я только что познакомился с этим человеком, а он вел себя так, будто имеет полное право меня оскорблять.
– Насколько я понимаю, – произнес я, – только два человека знают, что на самом деле случилось: Кристал Хаген и тот, кто ее убил. Все остальные говорят лишь то, во что хотят верить.
– Меня там не было, но я и так знаю, что он не убивал эту девушку.
– Некоторые люди даже Теду Банди верили. – Я не знал, так это или не так, но звучало, по крайней мере, неплохо.
– Он не делал этого. – Вирджил ткнул пальцем в номер телефона на визитке. – Позвони мне. И мы поговорим.
Глава 10
Я потратил бо́льшую часть недели и восемь телефонных звонков на то, чтобы заглянуть в материалы судебного дела Карла Айверсона в офисе государственного защитника. Поначалу секретарша вообще не поняла, чего я от нее хочу, а когда до нее все-таки дошло, она высказала предположение, что дело давным-давно уничтожено.
– В любом случае, – заявила она, – у меня нет полномочий выдавать материалы дела об убийстве каждому встречному и поперечному, который об этом попросит.
После этого она перевела мои звонки на голосовую почту Бертела Коллинза, главного государственного защитника, где мои сообщения, похоже, проваливались в черную дыру. На пятый день, так и не дождавшись ответного звонка от Коллинза, я пропустил дневные занятия и сел на автобус, идущий в деловую часть Миннеаполиса.
Когда секретарша сказала мне, что шеф занят, я ответил, что подожду, и сел рядом с ее письменным столом, достаточно близко для того, чтобы слышать, что она шепчет в телефонную трубку. Я пытался убить время, перелистывая журналы, и наконец услышал, как она шепотом доложила кому-то, что я устроился здесь всерьез и надолго. Через пятнадцать минут она наконец сломалась и провела меня в кабинет шефа. Бертел Коллинз, немолодой мужчина с очень бледной кожей, копной нечесаных волос и огромным носом величиной с перезревшую хурму, широко улыбнулся и пожал мне руку так, будто хотел продать мне автомобиль.
– Значит, ты и есть тот самый мальчуган, который меня донимает, – произнес он.
– Похоже, вы получили мои голосовые сообщения, – ответил я.
Справившись с секундным замешательством, он кивнул мне на стул.
– Ты наверняка понимаешь, – сказал он, – что нам не так уж часто звонят с просьбой раскопать дело тридцатилетней давности. Подобные вещи мы храним в другом месте.
– Но у вас все же есть это дело?
– О да, – вздохнул он. – Оно у нас есть. Нас обязали хранить дела об убийствах без срока давности. Вчера я попросил курьера доставить его сюда. Оно вон тут. – Он показал на коробку для хранения документов, стоявшую у стены за моей спиной. Бумаг оказалось неожиданно много. Я рассчитывал на папку с документами, но никак не на коробку. Я прикинул, сколько часов уйдет на то, чтобы прочесть материалы процесса, после чего попытался уложить полученные цифры в голове. Затем разложил на множители время, необходимое для выполнения этого домашнего задания, и время, отпущенное мне на домашние работы по другим предметам, на подготовку к тестам и лабораторным. И мне сразу стало дурно. Как перелопатить такую гору документов? Я даже пожалел о том, что затеял всю эту историю с материалами процесса. Ведь, по идее, это было всего-навсего простое задание по английскому.
Порывшись в кармане, я достал доверенность и протянул ее мистеру Коллинзу:
– Итак, я могу это забрать?
– Не все, – ответил он. – И не сейчас. Некоторые документы уже готовы, а некоторые мы еще должны сверить с нашими записями и обработать, прежде чем отдавать на сторону.
– А сколько времени это займет? – Я поерзал на стуле, пытаясь сесть поудобнее, чтобы пружины сиденья не так сильно врезались в ягодицы.
– Как я уже говорил, несколько папок с делами готовы уже сегодня. – Он улыбнулся. – Нам пришлось поручить работу с ними стажеру. Остальные дела будут готовы очень скоро, может, через неделю-другую. – Коллинз, положив ногу на ногу, откинулся на спинку легкого кресла в георгианском стиле, которое, как я заметил, было на добрых четыре дюйма выше остальных кресел в комнате и с виду гораздо удобнее. Я снова поерзал на сиденье, пытаясь восстановить циркуляцию крови в ногах. – Но так или иначе, в чем тут твой интерес?
– Скажем так, меня интересует жизнь Карла Айверсона.
– Но почему? – искренне удивился Коллинз. – В этом деле не было ничего интересного.
– Вы знакомы с делом Айверсона? – спросил я.
– Да, знаком. В тот год я работал здесь клерком. Я тогда был на третьем курсе юридической школы. Адвокат Карла Джон Петерсон попросил меня провести изучение законодательства и правоприменительной практики. – Коллинз задумчиво уставился на выцветшее пятно на стене, вспоминая подробности дела Карла. – Я несколько раз встречался с Карлом в тюрьме, а во время процесса сидел на галерее для зрителей. Это было мое первое дело об убийстве. Да, я помню его. Я также помню и девушку. Кристал как-то там.
– Хаген.
– Верно. Кристал Хаген. – Лицо Коллинза окаменело. – Как сейчас помню фотографии – те, что были представлены на суде. До этого мне не приходилось видеть снимки с места преступления. Это было впервые. На фото все выглядело не так мирно, как обычно показывают по телевизору, когда жертвы словно закрыли глаза и уснули. Нет, ничего подобного. Фото убитой девушки были жуткими, от них буквально выворачивало наизнанку. Они до сих пор стоят у меня перед глазами. – Его слегка передернуло, затем он продолжил: – Ты в курсе, что он мог пойти на сделку с правосудием?
– На сделку?
– Сделку о признании вины. Они предложили ему инкриминировать убийство второй степени. Тогда через восемь лет он имел бы право на условно-досрочное освобождение. Но он наотрез отказался. Этому человеку грозило пожизненное заключение, если его обвинят в убийстве первой степени, а он отказался от сделки о признании вины в убийстве второй степени.
