Но сегодня «вольным» повезло. Семья ктулху, состоящая из отца, матери и двух детей-подростков, беспечно завалилась спать на поляне, окруженной со всех сторон деревьями, – и вдруг в мгновение ока оказалась парализованной, без малейшей возможности сопротивляться.
«Вольные» же к охоте на ценную добычу подготовились замечательно. В одной большой полупрозрачной канистре уже плавала голова отца семейства с выпученными от боли глазами. С матери, подвешенной за ноги к ближайшему дереву, двое «вольных» сдирали кожу заживо. Несчастная лишь слабо стонала, не в силах кричать – парализатор еще действовал, сковывая голосовые связки. На соседнем дереве висело обезображенное тело молодого ктулху, с которого уже сняли кожу – ее сейчас аккуратно засовывали во вторую канистру, где уже плавали отрезанные щупальца.
Целой и невредимой оставалась лишь самочка-подросток, которая лежала на траве. Ее конечности были привязаны к мощным стальным кольям, забитым в землю, причем верхние и нижние лапы были максимально растянуты в стороны. Для чего – понятно. Есть в Зоне еще одно развлечение для конченых уродов: секс с мутантами. По ходу, юную самочку оставили на потом, развлечься после нелегкой работы, а после разделать так же, как остальных членов ее семьи.
В целом перед нами разворачивалось мерзкое и страшное действо, которое порой можно встретить в Зоне… и пройти мимо. Ибо тут каждый зарабатывает как может, и если начать отстреливать каждого урода, что шатается по зараженным землям, то никаких патронов не напасешься. Мне такой способ заработка непонятен и неприемлем, а насчет остальных – это дело их совести. И совершенно не мои проблемы.
Но тут я глянул на Хащща и понял – теперь и мои тоже. Белые глаза ктулху были даже не красными, а черными от ярости. Таким я его еще никогда не видел. Мутанта аж трясло. Щупальца – в разные стороны, пальцы скрючены, того и гляди сейчас бросится и начнет когтями рвать «вольных» на лоскуты…
– Тихо, тихо, – прошептал я, дотрагиваясь до напряженного плеча мутанта, твердого, словно камень. – Пока одного-двоих порвешь, остальные из тебя решето сделают. Давай-ка грамотно поступим. Стрелок из тебя неважный, поэтому попробуй их отвлечь. А когда они все затылками ко мне повернутся, я их зачищу. Только покажись из-за деревьев и сразу прячься обратно.
– Понял, – хриплым от нервного напряжения голосом проговорил Хащщ. И, бросив на землю свой «Винторез», чесанул в обход поляны. Чего-чего, а бесшумно передвигаться их порода умеет. Ни веточки не хрустнуло нигде, ни листок не шевельнулся. Идеальные убийцы эти ктулху, позавидовать можно.
Я едва успел прикинуть, как поведут себя цели, когда увидят Хащща, как он уже появился на другой стороне поляны. Вышел из-за деревьев, поигрывая мускулатурой – по ходу, на бегу успел с себя всю одежду скинуть. Зачем – я так и не понял, ибо степень охренения «вольных» при виде ктулху, одетого как сталкер, была бы несомненно выше. Но факт остается фактом.
Увидев еще одного мутанта, «зеленые» побросали свои кровавые дела и схватились было за оружие, повернувшись к новой цели… И тут же двое из них ткнулись фильтрующими масками в траву после того, как им в затылки прилетели пули из моего «Винтореза».
Я бы и остальных троих снял столь же легко и непринужденно – с такого расстояния промахнется только слепой. Да только третьего выстрела не получилось. Заклинил мой «Винторез» намертво, как это часто бывает с незнакомым оружием. По-хорошему, завершив бой с «мусорщиками», почистить его надо было бы, небось, ствол и сепаратор забились после интенсивной стрельбы. Но война, как и история, не знает сослагательного наклонения. А действовать надо было немедленно – потому что Хащщ, вместо того чтобы после своего появления метнуться обратно, под прикрытие деревьев, ринулся в атаку, грудью на боевые стволы «вольных».
Надо признать, двигался он с потрясающей скоростью. Доля секунды, взмах когтистой лапы – и вот уже один из «зеленых», рухнув на колени, держит в руках собственное лицо, сорванное с черепа вместе с фильтрующей маской. Второй взмах – и еще один «вольный» пытается ладонью зажать разорванное горло, из которого сквозь растопыренные пальцы четырьмя фонтанами хлещет кровь.
А вот последний член группы оказался самым опытным. Профессионально метнулся в сторону, увеличивая расстояние между собой и разъяренным мутантом, и полоснул очередью из своего «калаша». Не прицельно, веером, от бедра – да и как целиться в смазанный от скорости силуэт, стремительно двигающийся по поляне?
Полоснул – и попал. Я видел, как споткнулся Хащщ, поймав пулю, а может, и не одну. И как тут же на снижение скорости цели отреагировал «вольный», упав на одно колено и вскинув автомат к плечу для того, чтоб уже прицельно добить раненого точной очередью в голову…
Но я успел раньше.
Отбросив свой бесполезный уже «Винторез», я метнулся ко второму, брошенному Хащщем, подхватил его – и поставил завершающую свинцовую точку со стальным сердечником в этом скоротечном бою, занявшем менее десяти секунд…
Последний «вольный» рухнул на залитую кровью траву. Пуля пробила стекло его противоосколочных очков, не рассчитанных на прямое попадание из «Винтореза» с тридцати метров, и вышла из затылка, вынеся всё содержимое черепа. Вполне нормальный ход событий. Если человек использует свои мозги для того, чтобы творить зло, значит, нет ничего страшного в том, если однажды их вышибет чья-то милосердная пуля…
Хащщ, не обращая внимания на рану в боку, уже рвал веревки, которыми была связана самочка ктулху. Если не обращать внимания на ее голову и когти, дева была вполне сформировавшейся – такой фигуре, одновременно и мускулистой, и женственной, позавидовали бы многие девушки на Большой земле.
Когда я подошел ближе, Хащщ уже порвал последнюю веревку – и тут я стал свидетелем душераздирающей сцены. Самочка, которую уже отпустило действие парализатора, бросилась к Хащщу и, дрожа, прижалась к нему всем телом, одновременно с ужасом глядя на меня. Понятное дело. Я – хомо. Существо той же породы, представители которой только что зверски убили ее родных. И какая разница, скольких двуногих уродов я только что зачистил? Всё равно я – такой же, как они. И вряд ли когда-то Хащщ сумеет объяснить ей разницу.
А еще я понял, что на этой поляне наши с ним дороги расходятся. И почему Хащщ сорвал с себя человеческую одежду, тоже понял без разъяснений. После того, что он увидел на этой поляне, никогда больше не оденет Хащщ ее на себя. Люди ненавидят и убивают мутантов потому, что боятся их. И мутанты охотятся на людей по той же причине. Так чем мы лучше мутантов, которые вынуждены защищать себя от нас?
Хащщ повернул голову и посмотрел на меня. Ну и взгляд… Сейчас я уже не был уверен, что мой боевой товарищ не кинется на меня и не разорвет на части. Что ж, я понимаю его. Теперь я для него такой же, как и все остальные хомо. Враг. В том числе и потому, что теперь у Хащща появилась семья, которую ему придется защищать от нас, людей…
– Прощай, – сказал я.
Хащщ не ответил. Он просто поднял дрожащую самочку и понес ее подальше от этого ужаса. Правильно, незачем ей больше смотреть на то, что осталось от ее родных. Зона сама похоронит трупы, а память со временем сотрет остроту воспоминаний – но не ненависть к хомо, которые это сделали. Что ж, надеюсь, у Хащща с этой самочкой всё будет хорошо – хотя бы потому, что уже сейчас она ладошкой зажимает его рану, из которой сочится кровь.
