Тварь слишком поздно поняла, что ее жуткие щупальца никого не впечатляют. Она принялась отлеплять их от Монумента, пытаясь хлестануть лесника толстыми черными жгутами, но я это дело быстро пресек из своего «Винтореза». С такого расстояния промахнуться нереально, поэтому я отстреливал щупальца по мере того, как тварь выдирала их из аномалии. При этом я отметил, что на Монументе от них остались глубокие вдавленные следы, как на большом куске пластилина, который перетянули веревкой. Впрочем, ничего удивительного. Если это паскудство есть живой прототип нейрофона, то для него вполне нормально вживить свои щупла в объект и диктовать ему волю оператора, создавшего столь жуткого монстра.
Однако это вживление в Монумент не пошло твари на пользу. Если б ей удалось разом все свои щупальца отлепить, кто его знает, как бы дело обернулось. А так, пока она по одному выдирала их из аномалии, слегка озверевший лесник наконец попал своим штыком в какой-то жизненно важный центр.
Тварь завизжала как крыса, которой прижали хвост, – тонко, пронзительно, мерзко… И, дернувшись в последний раз, безвольно повисла на своих щупальцах, которые еще не успела вырвать из Монумента.
– Сдохла, – выдохнул лесник. После чего достал из кармана тряпку и принялся обтирать штык. Сразу видно профессионального воина. Сначала оружие, потом всё остальное.
Покачиваясь и держась за брюхо, подошел Хащщ. Видно было, всё еще хреново ему, но глаза мутанта уже из кроваво-красных стали мутно-белыми. У ктулху с регенерацией всё в порядке, думаю, еще несколько минут, и он будет в норме.
Лесник же вытер штык, закинул винтовку за спину, взялся за дохлую блямбу и как следует рванул.
Послышался слабый треск, потом шелест – и мертвые, безвольные щупальца сползли с Монумента… на котором осталась сеть глубоких борозд, похожих на свежие раны. Причем, несмотря на освобождение, аномалии явно нездоровилось – мерцала она слабым, неровным светом, словно свеча с отсыревшим фитилем, собирающаяся вот-вот потухнуть.
– Ничего, оклемается, – сказал лесник, отдуваясь и нюхая ладони. – Ну и вонь… По ходу, «мусорщики» на Монумент эту гадость прилепили, чтоб нашу Зону контролировать. А может, и весь мир решили захватить. Хорошо, что мы вовремя подоспели. Думаю, теперь их порталы закроются, хотя, конечно, еще предстоит зачистить тех «мусорщиков», что успели просочиться в наш мир.
– Дело времени, – кивнул я. – Только сомневаюсь, что они так просто отдадут людям Зону. Наверняка еще не раз попытаются прорваться сюда – своё технологическое дерьмо им по-любому сбрасывать куда-то надо. Всяко лучше побороться за старую знакомую свалку, чем отвоевывать новую.
– Согласен, – кивнул лесник. – И для этого проникновения им наш Монумент есть самый лакомый кусочек. Зеркало миров, как-никак, точка соприкосновения нескольких вселенных, через которую легче всего проникнуть в нашу Зону. Поэтому поживу я здесь, в этом зале некоторое время, пока Монумент подлечится. Может, и придумаю, как этот мир защитить от нового вторжения.
Лютый повернул голову и посмотрел на меня бездонными глазами кота из одного известного мультика. В моей голове прозвучал его жалобный мяв:
«Он один не справится. Надо помочь обоим. И сталкеру, и Брату. Ты отпустишь?»
Я вздохнул. Конечно, не хотелось мне снова расставаться с Лютым, но он был прав. Не может же лесник в одиночку сторожить Монумент, ему и поспать нужно иногда. И кто тогда пожилого сталкера сторожить будет? В принципе, ничто не мешает им обоим выжить здесь, в зале Монумента. Насчет еды и питья можно не беспокоиться, чудо-кружка лесника прокормит обоих. Да и главная аномалия Зоны вроде за них, вот Лютый ее упорно братом называет, и, думаю, это неспроста.
– Оставайся, – кивнул я. – Ты здесь нужнее.
Мой котэ радостно подпрыгнул, после чего подошел и потерся о мои ноги, как самый обычный домашний любимец. Кто знает, может, мы с ним когда-нибудь успокоимся, я накоплю на свой домик, и заживем мы в нем как нормальные люди… хм-м-м… ну, как нормальные мутанты, которых отпустила Зона. Надеюсь, когда-нибудь она нас всё-таки отпустит.
Неожиданно моей головы коснулось нечто. Очень знакомое и жутковатое, словно предчувствие чего-то настолько опасного, что по моему позвоночнику даже не обычная холодная дрожь пробежала, а словно весь он заледенел в одно мгновение.
«Я вижу то, о чем ты мечтаешь, человек, – прошептал в моей черепной коробке чужой, мертвый голос. – И ты обретешь то, что заслужил. Готов ли ты к исполнению своего желания?»
– Не делай этого, Снайпер, – покачал головой Хащщ, похоже, успевший полностью восстановиться. Видимо, голос Монумента прозвучал в головах всех присутствующих одновременно, и при этом все поняли, что Монумент разговаривает сейчас только со мной.
– Поддерживаю, – произнес лесник. – Конечно, мы только что спасли Монумент, возможно, даже от смерти, но сомневаюсь, что у аномалий есть чувство благодарности. А вот то, что они никогда не изменяют своим привычкам, известно даже зеленой молоди, которая только что пришла в Зону. Боюсь, что твое желание он выполнит буквально.
«Не надо, – мявкнул у меня в голове голос Лютого. – Брат не любит всех хомо. Зато любит играть с их желаниями. Вон их сколько лежит вокруг. Тех, кто проиграл».
Лютый был прав. В зале Монумента хватало и довольно свежих человеческих трупов, и порядком истлевших, и тех, от которых остались одни лишь кости, пожелтевшие от времени. Все эти люди пришли со своими просьбами к самой известной аномалии Зоны – и остались здесь навсегда, ибо любое желание Монумент переворачивал так, что пожелавшего ждала смерть. Хорошо, если быстрая. Чаще – медленная и мучительная.
Мою же просьбу и искажать не нужно было. Достаточно просто выполнить ее буквально, и я навсегда останусь в чертогах Сестры – а здесь, в зале, появится еще один труп, который точно знал, что хотел, и обрёл исполнение своего желания в полном объеме. При этом к Монументу со стороны моих друзей не могло бы быть никаких претензий – чего добивался, то и получил.
Но я уже устал терять своих друзей, оживлять их очень дорогой ценой – и терять снова. Сестра была в своем праве и использовала его с завидной педантичностью. Поэтому у меня просто не было иного выхода.
Я посмотрел на Монумент, отдаленно похожий на светящееся надгробие, и произнес:
– Я хочу поговорить со Смертью, поэтому мне необходимо с ней повидаться.
Свечение искалеченной аномалии стало заметно интенсивнее. Мне показалось, что ее многочисленные шрамы начали двигаться, словно по Монументу поползли невидимые змеи, оставляя на сверкающей поверхности всё новые и новые следы. Их становилось больше и больше, и вот уже они слились в одну сплошную колышущуюся сетку, от которой у меня начало рябить в глазах…
И вдруг всё закончилось.
Передо мной стояло огромное зеркало, раза в два больше Монумента. Нет, не зеркало… Портал в серый мир, где я уже бывал и куда очень не хотел бы вернуться в ближайшее время. И оттуда, из глубины этого портала, ко мне плыла темная тень, контурами отдаленно похожая на человеческую фигуру. Причем я ясно ощущал – от тени исходили волны неудовольствия, словно я только что оторвал ее от очень важного дела.
