Но не это было самое страшное.
Они шевелились!
Ползли, медленно втягиваясь обратно в живот!
Это было настолько поразительно, что лесник на несколько мгновений забыл об адской боли, бушующей ниже груди. И даже рефлекторно пальцем смахнул окурок, прилипший к влажному от крови обрывку, который, словно самый шустрый червяк, быстрее остальных вползал в живот.
Впрочем, это не особо помогло. На полу валялось немало всякого мусора, и к остальным кишкам тоже прилипли рыжие сосновые иглы, принесенные на обуви с улицы, серый пепел, который лесник порой стряхивал с самокруток прямо на пол, кусок шкурки, содранный с колбасы, хлебные крошки…
«Вот ведь беда, дурень старый, неделю дом не подметал, – пришла вялая, равнодушная мысль. – Теперь весь этот мусор в брюхе будет. Обидно так помирать. Со всякой гадостью в организме».
Лесник всякое повидал в Зоне за долгие годы, но подобное видел впервые. Странно это было. И жутко. А еще уж слишком неправдоподобно. Когда происходит такое, да еще с тобой, удивление отключается. Становится просто всё равно. Нет объяснений происходящему? Да и ктулху с ним. Не иначе, перед смертью чудится всякая хрень. Вот и всё объяснение.
Ленивые, бестолковые мысли плавали в голове, порой вздрагивая от новых приливов боли – которые, кстати, становились все слабее. Ну и правильно. На самом краю, говорят, боль вообще уходит. Вместе с жизнью. Поэтому оставалось лишь немного подождать, глядя, как раны мутанта, валяющегося напротив, разгораются всё ярче и ярче. Странная тварь, никогда таких не встречалось в Зоне. И подыхает необычно. Того и гляди сейчас сгорит от лазурного огня, что всё сильнее пылает внутри нее. Уже и смотреть больно на этот свет, что просто нестерпимо жжет глаза…
И вдруг лесник осознал, что не только мутант объят светом цвета чистого неба. Сталкер и сам полыхал в этом огне, что словно живой пульсировал в такт биению его сердца. В какой-то миг лесник почувствовал, что всё его тело реально горит, корчась в этом ирреальном пламени.
Боль вновь стала просто нестерпимой. Ею звенел каждый нерв, от нее стонала каждая клетка измученного организма. Лесник попытался закричать, но его вопль потонул в неистовом огне, как тонет в реве штормового океана жалкий крик утопающего…
И вдруг внезапно всё прекратилось. Миг – и нет ничего, словно и не было. Будто кто-то выключил тот лазурный свет, что способен настолько сильно мучить умирающего…
Умирающего ли?
Боли больше не было. Вообще. Лишь слегка ныла задница, которую сталкер изрядно отсидел на деревянном полу. А в животе…
Брюхо тоже ныло, но совсем не так, как положено вести себя порванным в клочья внутренностям. Пару секунд ушло на то, чтобы осознать – это всего-навсего самый обычный голод. Жестокий, словно отощавший аллигатор, но вполне себе терпимый.
Еще не веря произошедшему, сталкер опустил глаза вниз…
И увидел собственный живот. Совершенно целый, без шрамов и изъянов, разве что валялось на нем изрядное количество всякой дряни – хвойные иголки, пара окурков, катышки табачного пепла, слипшиеся от крови в грязно-бурые шарики, и обрывок колбасной шкурки, на котором можно было разобрать буквы «…ясной цех Петрови…».
«Когда-нибудь я точно выясню, чье мясо кладет Жмотпетрович в свою колбасу, – подумал лесник. – И мясо ли это вообще».
Мысль была совершенно не к месту. Наверняка не об этом думают вернувшиеся с того света. Хотя кто ж их знает, о чем они думают? Вполне вероятно, о том, что прям вот сейчас готовы сожрать хоть колбасу, сделанную из не пойми чего, хоть жирную, раскормленную крысу, что сейчас шебуршит внизу, на первом этаже, возле шахты старого лифта, прогрызая в растрескавшемся от времени бетоне новую нору.
А вот эта мысль была явно чужая. Каким бы ни был голодным лесник, крыс жрать он точно не стал бы. И если чужая, то чья?
Взгляд лесника упал на мутанта, который, лежа возле стены, смотрел на него не мигая. Жуткий взгляд, если честно. Осмысленный. Почти человеческий. Даже ктулху, которые по анатомии очень близки к человеку, так не смотрят. Значит, получается, выжила тварь. Регенерировала. Вон даже шрамов на груди не осталось.
«Сам ты тварь», – прозвучало в голове лесника.
От неожиданности сталкер аж вздрогнул. Случалось ему попадать под влияние псионика, похожее ощущение. Но – лишь похожее. Даже псионики не умеют так воздействовать на мозги, что кажется, будто слова звучат прямо внутри черепа, минуя органы слуха.
«Это… кто? – пронеслось в голове лесника. – Это… ты?»
«Я», – коротко мявкнуло где-то в районе затылка. Голос, звучащий в черепе, был с явно кошачьими интонациями.
«Брат сказал… тебя больше не трогать, – продолжил голос. – И я… не трону. Если ты больше не будешь… пытаться убить моего Человека».
Мысленная речь давалась мутанту с трудом. Похоже, не привык еще. Может, просто поговорить не с кем было.
«Брат – это кто?» – подумал ошарашенный лесник.
Тут же в голове возникла картинка: он стоит возле Монумента. И тут словно невидимая камера повернулась на сто восемьдесят градусов.
Вон оно что! За кучей мусора скрывался вот этот самый мутант с кисточками на ушах! Значит, всё это время в зале Монумента он был не один. И вот эта тва… хм-мм… этот мутант, значит, считает аномалию своим братом. Который, надо полагать, дал муту способность трепаться в чужих головах и… и регенерировать при смертельных ранениях.
Так же, как и ему.
«Брат сказал, что теперь мы тоже братья», – продолжил мутант, явно довольный эффектом, произведенным на человека. Аж зубастую пасть оскалил в некотором подобии ухмылки. Тут лесник вынужден был признать – ничего не скажешь, удобный способ общения. И воздух сотрясать не надо, и картинки в башке появляются как дополнение к тексту.
«Тебя правда зовут Лютым?» – поинтересовался сталкер.
«Правда».
«И это ты мне подсказал?» – мысленно усмехнулся лесник.
«Я, брат», – осклабился мутант.
«То-то я и думаю, больно быстро я тебе имя придумал», – хмыкнул сталкер.
«Вам, двуногим хомо, всё приходится подсказывать, сами вы и двигаетесь медленно, и думаете так же. Но если ты, брат, попробуешь еще раз убить моего Человека…» – вдруг зашипел мут, приподняв шерсть на загривке и прищурив глазищи. При этом перед глазами лесника возник ненавистный образ Снайпера.
«Твой Человек опасен для Зоны», – попытался парировать лесник.
«Он спас Зону! – зарычало в голове. – И Зона отблагодарила его за это! А теперь ты сам опасен для Зоны! Смотри, что ты наделал! Смотри!»
Внутреннее зрение лесника словно подтолкнуло что-то.
И он увидел Зону. Так, как видел ее раньше…
Но нет. По-другому.
Раньше ему казалось… Да нет, не казалось – раньше он был уверен, что делает всё правильно.
