– Вечером можно будет помыться, стажер, и это факт. – Я заметил, как просияло лицо Хип. – Вода здесь, как бы это сказать, не кончается. Только ты все сто сорок литров сразу не сливай, а то мне долго ждать придется.
Снаружи тихонько постучали. Я открыл дверь и заметил обеспокоенного Кору.
– Лунь… Лунь! Короче, я командира будить не стал, нельзя, ему ночью дежурить. Но, короче, слышь? Вон там, короче. Машины.
– Тихо! – Я поднял руку, и Кора замолчал.
И… да. Точно, моторы вдалеке, и не один. Слышно даже, как подвывают на ухабах движки. Чуть стихло, и… «та-тах… та-та-тах…» – короткая автоматная очередь, шелестящее эхо от которой расползлось по перелескам. И снова начали шуметь моторы, все тише, тише, пока звук совсем не растворился в легком теплом ветерке.
– Это… это стреляли? Да? – Корнейчук порывисто вздохнул. – Это же стрельба была?
– Нет. Пацаны петардами баловались. – Я подхватил свой «Хеклер», бросил на плечо ремень.
– Да ну… это точно выстрелы, – протянул рядовой.
– А чего тогда спрашивать, если сам понял? – Хип выпрыгнула из вездехода. – Руководи, сталкер.
– Заряди парочку магазинов, стажер, они на столике лежат, где патроны, знаешь. Рядовой, остаешься тут, охраняй командира и профессора. Я посоветуюсь пока с Профом и на вылазку, надо посмотреть, что там было.
Хип снова прыгнула в вездеход, Корнейчук, хоть и немного испуганный, но все же уверенно вцепившийся в автомат, сердито кивнул и прищурил глаза, а я отправился к Профу, тоже явно услышавшему выстрелы.
– Это не экспедиция, Лунь. Утверждаю совершенно точно, – тихо сказал Зотов. – Видимо, вы были правы, друг мой. Все очень похоже на то ваше предположение, которое вы отнесли к наихудшим. Караваны ходят, судя по всему, регулярно в те дни, когда у нашего отдела нет экспедиций. Я продумал этот момент. Контрабандисты не знают, что мы здесь. Им никто не сообщил, что произошло отклонение от графика и мы выехали раньше. Сейчас им тоже сказать некому – дальняя связь испорчена окончательно, боюсь, к ночи выйдут из строя гарнитуры наших ПМК и радиоуправление второго вездехода, его придется вести или по кабелю, или лазером. И полагаю, нам лучше экстренно завершить нашу экспедицию. Не хочу подвергать ваши жизни неоправданному риску, Лунь.
– Профессор… для вас важна эта экспедиция?
– Чрезвычайно важна, Лунь. Как и любая другая. Нам оставили слишком мало времени на полевые исследования, и я дорожу каждой минутой. Если бы не эти глупые правила…
– И для меня, Проф. Где-то здесь находится мой друг. Пусть она и не человек, но у меня есть основания считать, что она здесь и ей нужна помощь.
– Поддержу, – сзади подошла Хип, одной рукой обняв за плечи, а второй передав мне два снаряженных магазина. – Готово, Лунь. И я тоже готова.
– Вы твердо в этом уверены, сталкер? – И какой же у Зотова печальный взгляд. – Я прошу вас подойти к этому убеждению критически. Представьте, что это на самом деле может быть лишь фантомом сознания. Просто постарайтесь допустить такую мысль.
– Если мы не встретим Пенку, то, как я и обещал, загляну на огонек к психиатру и начну кушать таблетки, если он таковые назначит, Проф. Я от своих слов не отказываюсь.
– Только, чур, в палату на двоих. Лунь, если что, поделишься лекарством? – Хип уткнулась носом мне в шею, я почувствовал на коже легкое движение ресниц.
– Все шутите, сударыня. – Но Проф тоже слегка улыбнулся. – Сегодня к ночи, как проснется лейтенант, я собираю совет. Будем решать, прекращать ли наш выход в связи с новыми рисками, или попробовать продолжить.
– Проф, сразу говорю, что я остаюсь вне зависимости от решения совета. Вы можете уехать, оставив сухие пайки, воду и немного патронов. До тех пор, пока я твердо не буду убежден в том, что Пенки здесь нет, из ПГРЭЗ я не выйду.
– И я тоже, – твердо добавила Хип.
– В таком случае я, разумеется, тоже останусь, – Проф, как мне показалось, с большим облегчением сказал эту фразу, – а в бортовом журнале совершенно не обязательно писать об услышанной вдалеке стрельбе и звуках моторов. Я очень долго ждал эту экспедицию, чтобы повернуть назад в самом ее начале. А ребят можно будет отправить обратно на втором вездеходе, да. Я неплохо умею водить «Спектр», хотя, конечно, до товарища Бонда мне далеко, но я уверяю вас, что справлюсь не хуже. Рядовой, вы слышали наш разговор?
– Так точно, слышал, – раздался голос Корнейчука из-за вездехода.
– Ваше мнение? Хотите вернуться?
– Хочу, – буркнул Кора. – Но не буду. И лейтенант не будет, знаю я его.
– Так в чем же дело?
– А врать не умею. С детства, – просто ответил Корнейчук. – Вот прикиньте, что бросим мы, военные, вас, профессора, в Зоне с автоматом и двумя сталкерами, а сами свалим в тепло, сопли на кулак мотать в казарме. А потом у меня через три месяца дембель. И, короче, поеду я домой, где меня невеста ждет и батя с мамой. И че я им расскажу, а? Как храбро прятался по кустам и от мародеров сбежал, хвост поджавши? У нас все пацаны служат, и только я один в Зоне из них. И тут да, страшно офигеть как, врать не стану, боюсь. Но тут я несколько дней боюсь, а это лучше, чем потом после службы постоянно бояться бате и друганам в глаза глядеть. Короче, ссыкунов у нас в роду не было, у меня прадед казак.
– Я же говорил, что он не совсем енот, – послышался сонный голос лейтенанта. – Молодца, боец, я в тебе не ошибся. А поспать так и не дали, черти. Полчаса только и покемарил. Об чем сыр-бор?
Профессор коротко пересказал про шум машин и выстрелы, и лейтенант сразу же ухватил свою «трофейную» винтовку и начал собираться.
– Не, Бонд, извини. – Нет, не возьму я с собой лейтенанта. Сдается мне, хороший он мужик, опытный и с оружием ладит, но ведь помрет там. Остро чувствую, что помрет, так что пусть от вездехода не удаляется. – Я пойду сам, там Зона, оно мне привычнее.
– Сам, но только со мной, – буркнула Хип, рассовывая магазины в карманы разгрузки «Покрова».
– Ладно. – Я покосился на девушку, но спорить не стал, так как давно и железно понял, что это без толку. Если Хип решила в рейд, то она пойдет в рейд, и любой запрет должен быть для нее действительно весомым и аргументированным, остальные просто не работают. – Я иду с напарницей, но сам. Бонд, будь другом, останься, прикрой лагерь. Ты здесь намного нужнее.
– Это верно. Сделаем. – Лейтенант кивнул. – Кора, позиция за плитами, от тех кустов и до канавы – твой сектор, и не спать. Я послежу за площадкой. Проф, если что, на землю и под вездеход, он крепкий. Удачи, сталкеры. Будете возвращаться, двойной свист изобразите, чтоб я по вам не пальнул невзначай.
– Принято. Выдвигаемся, стажер.
Переправляться пришлось на ту сторону канала. Мост был в состоянии недостроя, но балки были уложены на вбитые сваи, и, балансируя на узких бетонных тропинках над зловонной черной водой, нам удалось перебраться на тот берег. Густые заросли колючего кустарника и многолетний, слоями слежавшийся бурьян нависали над кромкой воды, полностью закрывая землю, и в непроходимой путанке стеблей гнили упавшие тополя, большей частью совсем трухлявые. Некоторые деревья еще стояли, хоть и покрылись глубокими дуплами и совсем оголили от коры верхушки, и я рассмотрел множество грачей и ворон, сидящих на ветках. Птицы сидели неподвижно и в совершенном молчании, ни одна из них не встрепенулась и не повернула головы. Что-то было с ними явно не так, и, в несколько раз уменьшив расстояние мощной оптикой, я понял, что именно. Маленькие пустые дырочки вместо глаз, оголившиеся кости надклювья и крошечные белые «лысинки» там, где кожа слезла с черепов… похоже, что на ветках вместо грачей и галок сидели их высохшие, покрытые перьями мумии. Почти все бывшие птицы замерли в тех позах, в которых застала их смерть, но некоторые, словно акробаты, зависли вниз головой, по-прежнему держась за кору окостеневшими пальцами. Опустив взгляд вниз, я заметил, что и в бурьяне, и на упавших деревьях то тут, то там чернели перья, торчали пеньки отломившихся лап и хрупкие белые кости. Две гайки послушно улетели в кусты и, конечно, окончательно там затерялись, но никаких признаков аномалии я не заметил. Что же, посмотрим так, расслабленным, «общим» взором, чуть, самую малость расфокусировав глаза. И смотреть, уделяя большое внимание боковому зрению, позволив взгляду совершенно звериным образом избавиться от мыслей и пустить его «плавать» по пейзажу, отдав на волю инстинктов и предчувствий. И никаких протестов, не окатывает противным морозцем между лопаток, не скандалит «сталкерский» зверек на самом дне сознания.
