– Я уже не так скучаю по ней, – сказал он. – Мне нравится быть с тобой вдвоем. И не надо больше об этом без конца думать. Разве после этого я плохой человек?
Она подавила злобную ухмылку.
– Так нужно – ради нее, ради нас. Хорошо, что мы смогли приспособиться. Но, знаешь, порой у меня возникает чувство, что мы не продвинулись вперед. Иногда даже кажется, что это возвращение в прошлое, туда, где мы уже были раньше.
– И все было потрясающе. Как потрясающе и сейчас. Förälskad
[35].
– För alltid
[36].
– Отныне и во веки веков.
Они посмотрели друг на друга, мечтательно и удовлетворенно.
В этот момент пропел свою бодрую мелодию мобильный телефон.
– Это мой, – сказал Алекс, оглядываясь по сторонам.
– По-моему, где-то возле двери.
Когда он проходил мимо нее, она шлепнула его по голой заднице.
– Я тебе это припомню.
Алекс нашел на столике у входа свой телефон и посмотрел на входящий номер.
– Слушай, это из «Маршз».
Сюзетта повернулась послушать, что он будет отвечать, на ее лице отразилась озабоченность.
– Надеюсь, у них все хорошо.
– Алло, – сказал он и вернулся обратно к столу. – Да… хорошо.
Он посмотрел на жену и в замешательстве пожал плечами.
– Сказали, что со мной кое-кто желает поговорить.
Он был очень удивлен.
– Ханна?
Алекс посмотрел на Сюзетту вытаращенными глазами.
– Ханна, lilla gumman, это ты? Погоди, я выведу тебя на громкую связь.
Он положил телефон между ними на стол.
– Jag älskar dig, папа. Чтобы ты знал, что это действительно я.
Ее слова звучали идеально, французский акцент исчез, голос был тихий и слабый. Сюзетта подумала не о ведьме, а о воробышке. И не о Мари-Анн.
– Herregud
[37]… ни хрена себе… – произнес Алекс.
Они с Сюзеттой уставились друг на друга, в изумлении разинув рты.
– Ханна, девочка моя… – сказала она.
– Здравствуй, мама.
– Ох, Ханна, как же замечательно…
– …как же замечательно тебя слышать.
В глазах Алекса заблестели слезы.
– Я по вам скучаю.
Ее детский голосок в динамике звучал на редкость печально. Но Алекс и Сюзетта, услышав дочь и ее слова, ставшие для них полной неожиданностью, засмеялись.
– Мы тоже по тебе скучаем, lilla gumman, и очень тебя любим.
– Как ты? Много занимаешься в школе?
– Она говорит!
По лицу Алекса было видно, что он испытывает то же головокружение, что и Сюзетта. Чудо. В «Маршз» достучались до Ханны и всего за месяц добились такого прогресса.
– Простите, что я так плохо себя вела.
Теперь наступила очередь Сюзетты разрываться на части. Она никак не ожидала от дочери такого признания. И опять испытала угрызения совести за то, что когда-то увидела в девочке демона, напрочь упустив из виду, что ее плохое поведение могло быть вызвано болезнью. И если бы она стала действовать раньше, может, у них обеих не было бы долгих лет трудностей?
– Мы очень рады, что ты делаешь такие успехи, – сказал Алекс.
– Мне здесь не нравится. Я хочу домой.
Алекс и Сюзетта переглянулись и нахмурились.
– Ты просто еще не привыкла, – ответил он.
– В твоей жизни произошли большие перемены, на это требуется время, но у тебя все отлично получается…
– Мне правда очень досадно, обещаю вести себя хорошо, – произнесла Ханна.
Возбуждение, на короткий миг охватившее комнату, рассеялось. Сюзетта и Алекс опять посмотрели друг на друга, не зная, что сказать. Какая-то частичка ее естества ликовала, что Ханна пошла на поправку. Но другая, куда более значительная, даже представить не могла, чтобы девочка вернулась домой. Да и Ханна вряд ли могла так быстро выздороветь. Что если все опять станет как раньше?
– Пап, я могу вернуться домой? Я по вам скучаю.
– Нам тебя тоже очень не хватает… – сказал Алекс и запнулся. – Но тебе надо ходить в школу…
– Мне здесь не нравится, да и ребята все убогие и злые. Пожалуйста, я буду вести себя хорошо, обещаю.
С сердца Сюзетты стала слезать оболочка, словно кожура с яблока под острым ножом. Ребенок хотел вернуться к ним и скучал по дому. В голосе Ханны так печально звучало это желание. Однако Сюзетта чувствовала, что готова подавить желания девочки в самом зародыше. Ей и Алексу предстояло еще так много сделать с Беатрикс, а отчеты, которые им присылали из «Маршз», были противоречивыми, если не сказать больше. Ханна могла проявлять эмоции, но ее моральный компас варварски вышел из строя. У девочки был высокий коэффициент интеллекта, но при этом она демонстрировала неповиновение и вела себя импульсивно. После нескольких недель тестов врачи только-только стали внедрять стратегию изменения поведения, которая, по их мнению, могла помочь ей приобрести основополагающие социально-эмоциональные навыки жизни в обществе и развить способность к сопереживанию. И к тому же не исключали, что ее ложные представления обусловлены тем или иным психотическим расстройством.
Сюзетта покачала головой и в страхе посмотрела на свои эскизы. Она едва начала работать над книгой и получила обратно Алекса – целиком и полностью, даже то, что у нее украла Ханна. Они собирались отправиться в путешествие и окунуться в водоворот романтических приключений, к которым Сюзетта наконец была готова. Она вела себя как эгоистка, но не была готова от всего отказаться. Если дочь вернется домой, Сюзетта себя потеряет. На этот счет у нее не было никаких сомнений. Новые грани ее жизни – страсть, здоровье – тут же завянут; она не чувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы вернуть Ханну домой.
– Я не могу, – прошептала она мужу, – да и ты тоже. Она просто пытается нами манипулировать, прощупывает почву. Беатрикс нас предупреждала.
Не исключено, что это был новый механизм манипуляций. Доктор и в самом деле говорила им, что Ханна захочет вернуться домой. Так поступают все дети, даже те, кто в семье подвергался самому жестокому обращению. Но она даже не предполагала, что девочка позвонит и скажет все, что им так хотелось услышать: «Мама, папа, я вас люблю. Простите». Причем произнесет вслух, восхитительным голоском с идеальным произношением.
