Колченог хрипел, пучил глаза – не ждал такого финала.
– Проткни эту гадину и идем, – потребовала за спиной Полина. – Скорее, пока те не вернулись!
Луций полуобернулся.
– Я на тебя удивляюсь. Неужто, проживя со мною столько лет, ты полагаешь, что я способен проткнуть живого человека?
– Ну так пристрели.
Она держала в руках подобранные с земли пистолеты, один совала ему.
– Кончай его. Быстрее, пока шумно. И догоняй.
Сунула второй пистолет за поясок, пошла к обрыву.
Катин отбросил древко, и есаул сел, уперся лбом в дуло.
– Стреляй, барин, твоя взяла. Не жалко. Я на свете знатно погулял.
Да что ж вы все, будто сговорившись, склоняете меня к невозможному, возмущенно помыслил Луций, отступая.
– Не управился еще? – обернулась Полина. – Стреляй же! Я на лестницу, боюсь быстро, не оступиться бы.
Катин колебался, не зная, что делать. И Рационий молчал, не помогал.
Убить человека, конечно, невозможно, но ведь и оставить Агапа тоже нельзя. Кликнет остальных, и расстреляют сверху, с обрыва.
– Э, да ты робкой… – улыбнулось безносое лицо. – Не стрелишь…
Агап поднялся на ноги, схватил пистолет за дуло, вырвал из вялой катинской руки, а сам отпрыгнул назад.
Лязгнул взведенный курок. Колченог презрительно рассмеялся, сплюнул.
– Тьфу! Я думал, ты лев зубастый, а ты кот. Царапаешь, да не грызешь! Сейчас тебя кончу. Потом твою кошку. Не уйдет.
Сзади раздался отчаянный крик:
– Луций!!!
Полина была еще здесь! Он хотел к ней обернуться, но в этот миг с неба, совершенно чистого, откуда ни возьмись низринулась молния. Она оглушила нашего героя громом, пронзила огнем, а после с силой швырнула о землю.
Прямо над собою умирающий – нет, уже умерший – узрел синий купол с яркими звездами. Они поманили, потянули Луция к себе. Мягкая, неостановимая сила подхватила его с травы, подбросила, перевернула, вознесла. Уже оттуда, из космического эфира, увидел он беззвучную, медлительную картину: как женщина выбрасывает из руки струю дыма, а потом, повернувшись, полубежит-полупарит к краю обрыва, под которым мерцает серебряная парча широкой реки.
Но эта притча не заинтересовала летящего, она уже не имела к нему отношения. Ему хотелось смотреть не вниз, в докучное прошлое, а вверх, в незнаемое грядущее.
