— Юлечка, а где твоя мама? — осторожно спросила я.
— Тебе какое дело? — огрызнулась она.
— Пожалуйста, ответь, — попросила я.
— Она умерла, — спокойно сообщила Юля, — давным-давно, я ее не помню.
— Живешь с отцом? — продолжила я.
— Ага, — кивнула Юля, — нам вместе хорошо. Папа меня любит.
— У тебя есть подруги? — упорствовала я.
— На хрена этот допрос? — начала злиться школьница. — Может, еще анализ крови на сифилис сдать? Топай отсюда.
Я показала пальцем на пол:
— Ты можешь поговорить со мной об этом.
— О чем? — прикинулась она непонимающей.
— Обо всем, — твердо заявила я, — непременно помогу тебе.
Юля мастерски изобразила удивление:
— Ты того, да? Крышу снесло?
Я села в кресло.
— У нас в библиотеке полно книг, в частности, по психологии. Я учусь в институте, где готовят учителей и психологов. Преподаватели у нас хуже некуда, жуют лекции, которые читали еще при монголо-татарском нашествии. Но курс «Психологии пубертатного возраста» ведет суперский дядька. Знаешь, что он нам недавно рассказывал?
— Как сажать первоклашку на горшок, чтобы не повредить его эго? — с ехидным видом осведомилась Юля.
— Нет, — сказала я, — другое. Дети, которые подвергаются в семье насилию, в подавляющем большинстве не обращаются за помощью, никому не рассказывают о том, что творится у них дома. Почему?
— Кому охота рассказывать такую правду? — пожала плечами Юля. — Натреплешь в классе, что тебя мать за двойки крышкой от кастрюли лупит, и чего? Все потешаться будут, а учителя позлорадствуют: «Так тебе и надо! Заслужила трепку, бездельница».
— Под насилием я имела в виду не побои, — уточнила я.
Юля изобразила полнейшее изумление:
— А что? Без ужина оставили, комп отняли?
Я не успокоилась и повторила:
— Дети, которых насилуют родители, считают, что папа или мама правы, а они, малыши, очень плохие, поэтому и заслужили такой ужас. Но это неправда. Ты ни в чем не виновата!
Юля скривилась.
— Степашка, ты нюхаешь клей? Куришь веник? Употребляешь колеса?
Я набралась храбрости и указала на открытую дверь шкафа.
— Совершенно случайно, сидя в гардеробе соседнего номера, я услышала, как ты умоляла отца оставить тебя в покое, плакала, причитала, но Геннадий Петрович не ушел. В отеле плохая звукоизоляция между номерами, а ты не захлопнула створки шкафа. На полу валяется обрывок от упаковки презерватива, кровать похожа на поле сражения. Продолжать?
Юля прикусила губу, потом наклонилась, подняла ленточку фольги и убежала в туалет.
Я услышала шум воды в унитазе.
— Все в порядке, — пробормотала, возвращаясь, дочь Комарова, — зря беспокоишься.
— Вряд ли можно назвать нормальной половую связь отца с дочерью, — возмутилась я, — не надо бояться Геннадия Петровича. Тебе следует прекратить его издевательства.
Юлия странно усмехнулась.
— Он меня обожает, балует, делает подарки, исполняет любые мои капризы, ты же видела! Несется по моему первому приказу чай наливать, конфетки разворачивает. Не лезь к нам, сами разберемся.
Я потеряла дар речи, а Юля сняла с головы тюрбан, встряхнула влажными волосами и продолжила:
— Спасибо, но мне это нравится.
— Нравится, — ошарашенно повторила я, — спать с собственным отцом? Знаешь, как это называется? Инцест и растление малолетних! Ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Давно он тебя в качестве секс-игрушки использует? Не надейся, твоему отцу это преступление с рук не сойдет! Сейчас же пойду к бабушке! Ураган закончится, и мы сдадим насильника в милицию!
— Остынь, — вздохнула Юля, — я ему не дочь.
Я заморгала.
— Врешь! Покажи документы.
Она развела руками:
— У меня их нет.
— Глупая отмазка, — разозлилась я.
Юлечка села на диван и вытянула ноги.
— Обещаешь молчать? Тогда расскажу.
— Валяй, — приказала я.
— Я Комарова впервые в день приезда сюда увидела, — ухмыльнулась девочка. — Он обожает малолеток, игру в папы-дочки. У нас уговор. Все вокруг должны считать, что он мой отец, я капризничаю, безобразничаю, веду себя, как положено избалованной девчонке. Геннадий заботится о дочурке, но, оставшись с ней в номере, наказывает нахалку. Я должна плакать, сопротивляться, просить прощения, а он будет непреклонен.
— Офигеть, — протянула я.
— Ерунда, — легкомысленно улыбнулась Юлька, — еще и не такое бывает. Геннадий в нашем агентстве часто девочек заказывает, все остаются довольны. Со мной он впервые поехал.
— Так вот почему успешный врач отправился с доченькой не в Турцию, не в Испанию, не в Тунис, а в небольшую гостиницу в Подмосковье, — сообразила я, — тут минимальный риск встретить кого-либо из знакомых. Кто удивится, увидев его доченьку?
— Мое дело — отработать две недели, получить бабло от агентства, чаевые от клиента и заняться другим заказом, — обыденным голосом пояснила Юля.
До меня с большим опозданием, как до жирафа, дошла истина, и я выпалила:
— Ты проститутка!
Юлечка поморщилась.
— В нашем агентстве сотрудниц называют «специалист по организации досуга». Я не стою на трассе, не продаюсь за стакан кофе, не ложусь под любого клиента. Если мужик не понравится, я могу отказаться. Комаров не противный, мне по приколу его деточку изображать.
— Как ни назовись, хоть феей борделя, но суть не изменится. Ты трахаешься с мужиками за деньги, — возмутилась я, — это не гламурное занятие.
Огромные глаза Юлечки превратились в щели.
— Ты меня не стыди! Нашлась умная! Живешь с бабкой, на всем готовом, о деньгах не паришься, имеешь свою комнату, ходишь в институт. Вся покрыта толстым слоем шоколада. Если твоя старуха помрет, ты получишь в наследство бизнес. А обо мне позаботиться некому!
— Твои родители в курсе, чем ты занимаешься? — устало спросила я.
Юля засмеялась.
— Они давно до смерти допились, старший брат тоже покойник, его менты при попытке к бегству пристрелили. Из всей семьи только я в люди выбилась. И уж будь уверена, не потеряю свой счастливый билет по маршруту: помойная яма — собственная квартира — богатый муж.
— С кем ты живешь? — пробормотала я.
— Одна, — удивилась Юля, — снимаю комнату у старухи. Пыталась объединиться с другими девками, но они мне надоели. Истерички, блин, постоянно дрались. С бабкой лучше, она глухая, к жиличке не придирается. Платишь аренду и свободна.
