Я начинаю с оглавления. И материал про себя нахожу сразу — это не какая-нибудь фитюльная статейка и в оглавлении сразу бросается в глаза. Однако нужную страницу приходится искать долго — десятки страниц вообще без номеров.
Про меня не в разделе «Дебюпташки», где только дебютирующие пташки.
И даже не в рубрике «Ваша милашка», где читатели могут выбирать, какой из девушек окончательно оголиться в следующем номере.
Нет, я удостоена совершенно отдельной статьи, вне разделов и рубрик!
У-упс! А этот что тут делает?.. Редакция, похоже, решила похохмить — уже немного зная Дина, я угадываю его юморок. В уголке перед шапкой названия крохотная фотография Питера — голова и плечи. Фотка жутко древняя — на Питере плащ от Кевина Кигана и пиджак в полоску а-ля сейчас такие не носят. Из его рта торчат слова: «Какой же я счастливчик!» Наверное, он упомянут в тексте.
Но какой мужчина станет читать, когда тут — раз, два… семь страниц с моими роскошными снимками! Я в бикини, я в минимальнейших трусиках, я на кровати среди живописных складок шелкового покрывала…
«ПРИВЕТ, ХАЙДИ!» — кричит название.
А под ним, мельче: «Возмутительница спокойствия Бенстида во всей своей красе!»
Внимательно изучая фотографии, я чуть не визжала от радости: проклятое родимое пятно с моего плеча везде убрали.
На одном снимке я на коленях, и мои ноги как на ладони. Не зря я бегала перед фотосессией в салон! Пальчики и ноготочки в порядке (в салоне попалась сонная корова — сама бы я еще лучше справилась!). Загар тоже что надо — опять-таки я большой молодец, что регулярно ходила в солярий!
Правда, по словам Сони, над загаром нужно еще поработать — и тут очень кстати, что я через несколько дней еду отдыхать на Маврикий.
Разумеется, туда я смогу вырваться только после завтрашней фотосессии для «Сан».
А сегодня днем я снимаюсь для веб-сайта «Дейли стар», который называется «Мега-крошки». Перед этим, утром, участвую в документальном фильме о девушках, имеющих любовные связи с женатыми знаменитостями.
Да, чуть не забыла, мне еще предстоит появиться вечером на премьере одного художественного фильма, которую организовывает Холли Форман. Буду там вместе с другим ее клиентом — молоденьким темнокожим футболистом, восходящей звездой.
Имени его не помню. Но он весь такой аппетитный!
* * *
Я покупаю сразу два экземпляра журнала, в котором статья про меня. Один для моего архива и для представительских целей, другой для показа друзьям и знакомым — пусть всегда будет под рукой.
Чтение я откладываю на потом, чтобы оттянуться позже по полной программе и кайфануть без суеты.
Дома вырезаю ножницами соответствующие страницы и для сохранности прячу их в прозрачные кармашки скоросшивателя. Там у них есть компания — другие вырезки про меня. Надеюсь, папка будет пухнуть и пухнуть.
Затем я иду на кухню, завариваю чашку крепкого чая, возвращаюсь в комнату и сажусь за стол. Вот теперь можно ознакомиться со статьей — разумеется, в нераскромсанном экземпляре журнала, где она, так сказать, в своем естественном окружении.
Несмотря на некоторую привычку, я испытываю сладостный шок, когда вижу свою фамилию напечатанной. Заголовок гласит:
СЛОЖНОЕ ПРОШЛОЕ. ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ. ТАЛАНТ, ЗА КОТОРЫЙ И УМЕРЕТЬ НЕ ЖАЛКО
А под этим:
ХИППОВЕЙШИЙ МОЛОДОЙ ХУДОЖНИК ПРЕВРАЩАЕТ СВОЮ ЖИЗНЬ В ИСКУССТВО
И идет вся история. Про то, как я превратил свою жизнь в искусство. Как после моего чудесного спасения из-под поезда одна известная галерейщица прочитала о моем приключении, увидела во мне большого художника и предложила сотрудничество.
Автор статьи говорил о «чудесном спасении». На самом деле там не было руки Божьей. Просто сработало то, что должно было сработать.
«Яма для самоубийц» появилась на станциях лондонской подземки в тридцатые годы двадцатого века — как реакция на возросшее количество самоубийств в связи с лютовавшим тогда экономическим кризисом. Углубление между рельсами задумывалось, собственно говоря, для проворной уборки трупа и быстрого восстановления движения поездов. Но в 1999 году в «Бритиш медикал джорнэл» были опубликованы материалы исследования, согласно которому введение ямы для самоубийц вдвое понизило количество летальных исходов среди тех, кто бросался под поезд: у многих из них в последнюю секунду брал верх инстинкт самосохранения — и они забивались в спасительную впадину.
«Яма для самоубийц» — одна из ключевых картин моей первой выставки, которая в следующем месяце открывается в галерее Энтони Хоффмана.
Это визуализация того, что я видел в тот день, когда соскользнул на рельсы с намерением снять жвачку с колена Эмили, — оступился в последний момент и рухнул в канаву метровой глубины, предназначенную для сбора обрубков человеческого тела.
Картина написана маслом, и я нарочно ее текстурировал, чтобы создать ощущение глубины и темноты Ямы, которую освещают только искры тормозящих колес — своего рода фейерверки.
Я лежу в бездонном мраке, и синий огонь сыплется на меня.
О, как бы мне хотелось вписать в картину и сумасшедше близкий визг тормозов — подземка вообще адски визгливое место, но тот визг всем тамошним визгам визг!
Машиниста очень хвалили за отличную реакцию; он остановил поезд у середины платформы. Мельком я видел в кабине его пепельно-серое лицо — когда выкарабкался наверх, поднялся на цыпочки, снял-таки с колена Эмили омерзительную жвачку и кинул ее в свой морозильный пакет.
Свидетельница сказала потом журналисту, что это была самая красивая сцена, которую она видела в жизни. И опять прослезилась от воспоминания.
«Самая красивая сцена, которую она видела в жизни» — так будет называться видеоинсталляция, где я использую пленку с записью передачи обо мне кабельного телевидения.
Может, в газетах и преувеличивали, сравнивая эпизод с отрезанным ухом Ван Гога, но зрителей ожидает сильное впечатление, о котором будут долго спорить и которое на годы разделит мнение публики и критиков.
На выставке будут и другие объекты: моя изорванная мэриголдка, моя записная книжка с Дневником Деяний и, конечно же, диктофон. Будет там, разумеется, и восстановленный триптих — равно как и обломки прежнего.
Всё, чего касалась моя рука, стало высоким искусством!
Нигде не писали про то, как художник напал на надзирающую за ним медсестру из психбольницы. Это потому, что я, уступая угрозам, поставил подпись под новым «Контрактом о выздоровлении» — и опять обязался принимать все положенные медикаменты. И еще пришлось дать добро на статейку обо мне в журнальчике для работников здравоохранения. Будет называться «Очередной успех хомертонских врачей».
Что ж, «Контракт о выздоровлении» тоже станет частью экспозиции — того блистательного шоу, которое, не забудьте, открывается в следующем месяце в галерее Энтони Хоффмана.
