Пока я мечусь по квартире, мой сотовый разрывается. Я — ноль внимания.
Полдень давно позади. И от сотового мне ничего хорошего не светит.
Но я не могу заставить себя катапультироваться из Лондона, не приняв душ. Собрав с горем пополам чемоданчик самоизгнанника, кидаюсь в ванную. О, впечатление, что я не мылся лет десять!.. Полный кайф!
Вон из-под душа, в джинсы и тенниску, беременный на пятом месяце чемодан цап — и вперед к двери.
Даст бог — вернусь, когда осядет взметенная мной пыль, и заберу то, что нынче бросил. И уж тогда покину остров навеки.
Стало быть, квартирка родная, не говорю «прощай», а только «до свидания».
С веселым «оревуарчиком» я распахиваю дверь, и…
Возможно, они уже давно звонили, да я за душем не слышал. Возможно, они такие обалденно вежливые, что позвонили и терпеливо ждали, когда хозяин наконец откроет. Так или иначе, оба стоят на моем крыльце — и Эр-джи-би, и Скарт.
Сегодня парни вырядились профессиональными громилами. Солнцезащитные очки, строгие дорогие костюмы, белоснежные сорочки. И ослепительно начищенные черные полуботинки.
Правда, на груди Эр-джи-би странные коричневатые разводы — как будто на него какнул летающий слон. Впрочем, приглядываться некогда — Эр-джи-би мощным ударом посылает меня в лузу моей квартиры. Оба заходят за мной и закрывают дверь.
Я барахтаюсь на ковре в прихожей.
— Новые туфельки? — осведомляюсь я снизу.
— Угу, — говорит Эр-джи-би и тут же пробует новую обувь на прочность. От удара в живот я складываюсь пополам и вою. Жду следующего удара. Однако вместо этого второй громила наклоняется ко мне и почти сочувственно говорит:
— Срок вышел.
Я что-то мычу. Эр-джи-би поднимает меня на ноги и припирает к стене. Навалившись на меня всей своей массой, он душит меня локтем левой руки, а правый кулачище держит в боевой готовности. Его рожа почти у моего лица. Вся в веснушках. Он меня так презирает, что даже не контролирует мои руки. Я сам паинькой держу их по швам.
Скарт быстро осматривает квартиру. Вернувшись, бросает:
— Купер дал нам послушать одну из твоих пластинок. Полное говно.
— М-ммм-мм! — говорю я.
— И не спорь!
— Подгони машину, — велит ему Эр-джи-би.
Скарт уходит.
Эр-джи-би говорит мне:
— Ты только на себя посмотри! Перевидал я в жизни жалких типов, но ты жальчее всех!
— М-ммм-мм! — говорю я.
Он косится на чемодан, который валяется посреди прихожей и кричит: улетите меня, пожалуйста, в Нью-Йорк!
— Далеко намылился?
— М-ммм-мм! — говорю я. Эр-джи-би догадывается немного ослабить давление, и, отдышавшись, я выпаливаю: — К вам собрался! Деньги нести!
При этом пытаюсь вспомнить, что в подобных ситуациях делают люди в фильмах. Одни уповают на deus ex machina — кто-то или что-то внезапно появится и их освободит. Другие тайком шарят рукой в поисках ножниц или открытой коробки отбеливателя.
— Что ж, тебе повезло. Считай, мы тебе на автобусный билет экономим.
Он здоровее во всех отношениях и драться научен по-настоящему — за плечами небось не один мордобой. У меня тоже за плечами не один мордобой. Но били обычно меня, а я только темпераментно отмахивался — до определенного момента. Зато теперь у меня такое отчаянное положение, что адреналина хватит на десятерых. Поэтому при случае стоит рискнуть… Только бы он локоть убрал с моего горла!
— Что случилось с твоей сорочкой? — говорю я, потому что в фильмах советуют отвлекать убийцу от окончательной расправы при помощи милой светской беседы.
— Заткнись.
— Споткнулся и упал?
Эр-джи-би смотрит на меня с такой яростью, словно я предложил ему отсосать у меня.
— Я не имею привычки спотыкаться! — цедит он. — Просто мы набежали на старого знакомого.
— А, случайно встретить друга — всегда большая радость, — говорю я, продолжая приятную беседу.
— Дерьмо Собачье мы встретили, а не друга. Был у нас в школе такой мудак. Все его ненавидели.
Не будь мой затылок придавлен к стене, на нем бы волосы дыбом встали. Дерьмо Собачье. Мир не тесен; мир жутко тесен. Не продохнуть. Как под локтем Эр-джи-би.
— Ты имеешь в виду Дерьмо Собачье с желтой хозяйственной перчаткой на левой руке?
Ошарашенный Эр-джи-би отпускает меня и выкатывает удивленные шары.
— Да, это он мне сорочку опоганил. Откуда ты его знаешь, черт возьми?
Вместо ответа я изо всей силы бью его коленом по яйцам. Не теряй бдительности, придурок!
Глава тридцатая
С уликой против Бенстида не получилось.
Но это не освобождает меня от долга следить за чистотой афиш.
А Эмили я могу представить — в качестве доказательства своей преданности — пакет с собранной жвачкой.
Мое приношение королеве сердца!
Материальное свидетельство того, что я ее доблестный защитник и сберегатель.
Я представляю себе, как я прихожу в ее гримерную, которая находится где-то в таинственном чреве театра. Каким-то образом я нахожу ее комнату, пройдя по тысяче извилистых коридоров. И вот я стою перед сияющей дверью, на которой золотыми буквами начертано ее имя.
Я робко стучусь. В моей руке — вместо букета — пакет с собранной жвачкой.
— Да-да, входите, — говорит Эмили ангельски-безмятежным голосом истинной дивы.
Я вхожу и тихо прикрываю за собой дверь. Присланных поклонниками букетов так много, что они застят свет, и в гримерной почти полумрак. Но дивный аромат духов Эмили пробивается сквозь аромат миллиона цветов. У стены висят наготове те костюмы и платья, которые будут на ней во время сегодняшнего вечернего представления.
Эмили сидит перед зеркалом, по его краям горят лампочки. Она красила губы, однако ради меня отвлекается.
И смотрит на мое отражение в зеркале… Фу, да разве таким должен быть ее герой! Ведь это просто жалкое существо, которое само нуждается в защите. Покалеченный, сломленный жизнью человек — одна рука в засохшей крови, другая нелепо сжимает полиэтиленовый пакет.
Но нет, нет, ничего такого она не думает!
Она грациозно встает, целомудренно запахнув разошедшийся пеньюар, и смотрит на меня с сочувственной симпатией. Хоть пришелец и выглядит странно, он не внушает ей страха — Эмили не спешит нажать кнопку вызова охраны.
В ее глазах он не монстр, внушающий брезгливую жалость.
В ее глазах он вернувшийся воин: еще в крови и прахе после битвы, но — гордый победитель.
