— Боже! — воскликнула Хайди и замолчала. Считать ли это железным подтверждением?
— Как видите, ситуация сложная… И в газетах неизбежно появится рассказ о ваших отношениях с Питером Бенстидом.
— Значит, вам поручено написать об этом? — спросила Хайди на удивление равнодушным тоном. Из чего я заключил, что после такого тяжелого дня у нее просто не осталось сил на возмущение.
— Ну…
— Я не ожидала, что всё произойдет вот так. Я полагала — он предупредит меня заранее.
— Я не уверен, что он…
— А ваша статья про клуб, — перебила меня Хайди, — та, в связи с которой вы хотели взять у меня интервью, — в журнале вам сказали, что она отменяется, да?
— Верно.
— И вместо этого поручили писать… на новую тему? Как бы в качестве утешительного приза?
— Нет, всё иначе. Новая статья не для журнала, а для воскресного приложения газеты. Хайди, я…
— Он целенаправленно саботировал мою работу в качестве модели! — выпалила Хайди, мрачно глядя мимо меня. — Он с самого начала не хотел, чтобы я стала моделью. Пытался отговорить. Даже прикатил на «ягуаре» к редакции журнала, где у меня был кастинг. О, теперь всё встало на свои места, теперь мне всё понятно! И про вашу статью в журнале мне было сказано — вы сами отказались от этой идеи. Не редакция отказалась — вы сами! Ложь. А Соня наплела мне, что журнал решил снимать в рубрике «Дебюпташки» не меня, а другую девушку. На самом деле она соврала Элен, что я заболела — и якобы надолго. И журнал был вынужден снимать не меня, а другую девушку. Мне теперь известно, что Соня — должница Питера Бенстида. С давних-предавних времен. Может, бывшая любовница, которой он помог поставить на ноги собственное модельное агентство… Я воображала, что идет честная игра, в которой я терплю поражение за поражением — по собственной вине. А на самом деле это Питер дергал за веревочки и систематически гадил мне!
— Почему он так поступал? — осторожно осведомился я.
— Не хотел, чтоб я стала моделью.
— Почему?
Хайди саркастически хмыкнула.
— Будто не понимаете! Он не желает, чтобы я развивалась, шла вперед! Все хотят удержать меня на месте. Была у вас когда-нибудь мечта?
— Конечно.
— Значит, вы знаете, как поступают люди в этом случае. Они вам мешают изо всех сил. Они высмеивают вашу мечту. Они считают ее несбыточной блажью. Потому, возможно, что их собственные мечты не осуществились — и они теперь воображают, что любые мечты — чушь собачья. Или даже хуже — у них никогда не было заветной мечты. И они хотят, чтобы другие были такими же плоскими, как они!
Наступило молчание. Я продумывал услышанное. Самый главный вывод: если прежде я боялся, что у Хайди нет повода заложить Бенстида прессе, то теперь я могу быть спокоен на этот счет. Рядом со мной сидела девушка, готовая выйти на тропу войны — горящая желанием выйти на тропу войны! Значит, выложит самые интимные подробности.
Я получил еще одно подтверждение, что события развиваются по благоприятному сценарию, и позволил себе немного расслабиться. У этой сумбурной истории таки может быть хеппи-энд: я расплачусь с долгами, прославлюсь как журналист, и мы с Хайди счастливыми козликами будем скакать на зеленой лужайке — в одной руке у меня рука Хайди, в другой — стакан водки с тоником (только один, для пущей бодрости).
Тут Хайди нарушила ход моих сладостных мыслей:
— Итак, мы едем в отель, да?
У нее был сонный, равнодушный голос.
— Да. Лучше ничего не придумать. Из-за Уродца… я имею в виду Саймона. В отеле вы будете в безопасности. Ведь если… если об истории проведают другие газеты, журналисты набросятся на вас как волки на зайца — затравят, мерзавцы! Поэтому я уполномочен обеспечить ваш покой, и поэтому вам лучше всего переждать всю ситуацию в отеле — день или два…
— А жвачку с моих портретов вы будете счищать? — спросила Хайди.
Я метнул на нее быстрый взгляд. Глаза у нее были закрыты. И я не мог понять, шутит она или нет. Похоже, вот-вот заснет — или уже заснула. Мне хотелось сказать: будет нужда, я и, жвачку с твоих портретов буду счищать. Для тебя — что угодно!
Вместо этого рыцарь без страха и упрека потряс даму своего сердца за плечо и спросил:
— А есть у вас деньги — за такси заплатить?
Глава двадцать пятая
Разломанный триптих и порванные холсты валялись у стены. Душераздирающее зрелище.
С ненавистью глядя на Джил, я сказал:
— Это ты натворила! Ты во всём виновата!
Джил стала медленно пятиться к выходу.
— Всё твоих рук дело! — повторил я, но уже вяло. Внезапный прилив одуряющей ярости мгновенно прошел. Теперь я как бы вознесся на такую высоту гнева, где царит не жар, а холод. Тут я был выше своей новообретенной ненависти к Джил. И совершенно хладнокровно продумывал практические способы остановить эту тварь.
— Погоди секунду, Саймон, — юлила она. — Клянусь Богом, я и не прикасалась к твоим картинам!
Однако на ее лице уже не было обычной нестерпимой высокомерной усмешки. Только растерянность и страх. В комнате вдруг опять повисла тишина. Капли крови с моей побывавшей в собачьей пасти руки громко шмякались на пол — бух-чпок, бух-чпок!
Я сделал шаг вперед и влево. Джил боязливо отступила назад и вправо. За ее спиной была открытая дверь моей студии. И кусок лестничного мира. В руке Джил сжимала цилиндрик с духами.
Лишь теперь я наконец разглядел, что это вовсе не склянка, а пузатый такой баллончик.
Она сжимала его так сильно, что пальцы на косточках побелели.
Левую руку, ладошкой вперед, она протягивала в мою сторону — успокаивающий жест опытной дрессировщицы. С ее руками происходило то же, что и с моими. Они занимались разным делом, и левая вступала в яростный конфликт с правой. Одна рука, с баллончиком, уже воевала со мной, другая цеплялась за возможность мира.
На плече у Джил висела сумка с сотовым — и ей небось свербело воспользоваться им, но она догадывалась, что будет тут же наказана за такой агрессивный акт.
Я был взведен как курок — и при малейшей неосторожности с ее стороны мог пойти вразнос. И я отлично понимал ход ее мыслей, потому что, отныне внутренне холодный, весь настроился на восприятие ситуации ее глазами.
— Саймон, — сказала она примирительно, — не стоит перевозбуждаться, ладно? Давай не будем перевозбуждаться, золотой мой!
Я вновь сделал шаг вперед и влево. Она подалась назад и вправо — еще больше освобождая мне дорогу к двери. Не понимает, дура, что мышеловка сейчас захлопнется.
«Перевозбуждаться»? Да за кого она меня принимает? Это детишки перевозбуждаются — в ожидании Санта Клауса или перед походом в парк аттракционов. Я всегда спокоен. Как памятник. И, совершенно спокойный, я сделал еще шаг вперед и влево. Джил, соответственно, подалась назад и вправо. В шумно дышащей тишине капала кровь. Бух-чпок. Бух-чпок. С руки на пол, с руки на пол.
