Но тут такие дела… По моей оперативке задержан путевой обходчик.
– Ну и что?
– Я хотел узнать твое мнение. Как ты думаешь, маньяк может быть, так сказать, многостаночником? То есть убивать не только женщин, но и мальчиков?
Или у него строго очерченный круг интересов?
Санька на другом конце провода хмыкнул.
– Красиво говоришь. «Круг интересов», «многостаночники». Уважаешь?
– Я бы не сказал…
– Ладно, отвечаю по существу вопроса. Все бывает на белом свете. Одни убивают только женщин, Другие – только женщин в красном, третьи – только по красным дням календаря или мальчиков в белых носках. А есть и менее разборчивые: и мальчиков, и; женщин в красном…
– Тебетакиеслучаиизвестны? уточнил;Самарин.
– Да, – ответил Попов, – может быть, это не такие громкие случаи, как те, что вчера показывали, но они бывали.
– Спасибо за информацию.
– Пожалуйста, всегда к вашим услугам!
Входя в отделение милиции Ладожского вокзала, где со вчерашнего дня находился задержанный Гринько, Самарин с облегчением вспомнил, что сегодня воскресенье, а значит, Тани не будет. «И что это я? Ведь хорошая симпатичная девушка… Права, наверно, Агнесса, я безнадежен».
Самарин сел за стол, вынул бумагу. Вообще-то оснований для задержания Гринько было немного, если не сказать – не было вовсе. Собственно, Дмитрий и не имел в виду, что Гринько нужно немедленно задержать. Он черным по белому написал: «Установить внешнее наблюдение». Но его взяли. Кстати, на подходе к товарному двору. Что он там делал?
«А может быть, Гринько имеет отношение к хищениям из товарняков? Это объясняет и его частые наезды в Питер, и поджог. Огонь, как известно, лучшее средство замести следы – и не только убийства».
Дверь открылась, и в кабинет ввели Гринько.
– Здравствуйте, Николай Степанович. – Самарин встретился взглядом с путевым обходчиком.
После ночи, проведенной в камере, тот выглядел осунувшимся, но глаза смотрели колко.
– Я хочу знать, на каком основании меня задержали, – вместо приветствия сказал он.
– Что вы делали на подходах к товарному двору?
– Это мое дело, – отозвался Гринько.
– В последнее время там участились кражи, – спокойно продолжал Самарин, – и подозрительные лица задерживаются.
– Значит, вы подозреваете меня в краже из вагонов. – Губы Гринько скривились в презрительной усмешке.
– Согласитесь, Николай Степанович, ваше поведение не вполне понятно. Дело о поджоге еще не завершено…
– Ну да, я хотел там что-то уничтожить, – снова скривился путевой обходчик, – поджег собственный дом. Я вообще темная личность. Что-то хотел скрыть – то ли труп, то ли краденое. Или и то и другое. Правильно я выражаюсь?
Что-то в его словах царапнуло Самарина. Что именно?
– Обвинение вам пока не предъявлено. Вы слышали о том, что сейчас на всех железных дорогах усилено патрулирование, есть приказ задерживать подозрительных? Вы все-таки железнодорожник, мы с вами коллеги, можно сказать.
– Что-то слышал…
– И знаете, с чем это связано?
– Представляю.
– Тогда ответьте, пожалуйста, на вопрос, что вы делали в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября? Незадолго до того, как сгорел ваш дом?
– В ночь с двадцать второго на двадцать третье… – задумчиво сказал Гринько, – я был дома. Подтвердить это никто не сможет, потому что я был один.
Собака, к сожалению, не свидетель. Нет у меня алиби, – он усмехнулся, – так что можете меня подозревать и дальше.
– Относительно поджога что-нибудь хотите добавить?
– Пожара.
– Николай Степанович, не проходит ваша версия о пожаре. Канистру опознал ваш сосед Коржавин. В канистре – следы бензина. Факт поджога установлен инспекторами пожарной комиссии.
– Мне добавить нечего, – глухо сказал Гринько.
– Тогда и у меня больше нет вопросов. Мне придется вас задержать еще на двое суток. Если не смогу представить вам обвинение, будете свободны.
Гринько молчал, опустив голову.
– У Вас есть знакомые в городе?
Обходчик отрицательно покачал головой.
– Понятно. Идите.
Гринько увели, и теперь Самарин смог спокойно подумать. Нечто в словах Гринько заставило его насторожиться. Что именно? Он иронизировал насчет поджога, мол, считайте как хотите. Там еще была фраза: «Темная личность. Что-то хотел скрыть – то ли труп, то ли краденое. Или и то и другое»…
Ну конечно! Это же его собственные, самаринские, слова. И сказал он их Анатолию Жеброву – тогда, в детской комнате. И теперь Гринько повторил их практически слово в слово. Случайное совпадение? В такие случайности Дмитрий не верил.
Вывод напрашивался один: эти слова передал Гринько сам Жебров!
Значит, существует прямая связь между путевым обходчиком и инспектором по делам несовершеннолетних. И эта связь – дети. Не убийства, а элементарная торговля: негритенок отдан Завену, а Шебалин – обходчику Гринько. И в обоих местах детям, видно, пришлось несладко. Сбежал Митя, теперь исчез Морис.
Интересно, что Жебров делает с ними, когда ему удается поймать их снова?
Наказывает? Отсылает по прежнему адресу? Или пристраивает в новое место? И как эти люди расплачиваются с ним?
Самарин вспомнил Веру. Может быть, ее все-таки удастся расспросить. Надо только узнать, куда ее поместили… Жаль, сегодня воскресенье. Не забыть завтра позвонить в приемник-распределитель или лучше послать туда Катю. Вот тебе и примерный отец семейства с высшим педагогическим образованием, пусть физкультурным!
– Твоя тут телефон оборвала, – встретила Дмитрия сестра.
Как бы в подтверждение ее слов телефон зазвонил снова.
– Мне подойти или сам возьмешь трубку?
– Сам, – пробормотал Самарин, на ходу составляя округлые фразы:
«Понимаете, Таня, сегодня я очень занят и никак не смогу… Мне самому жаль…»
Нет, про «жаль», пожалуй, не надо. Не стоит девушку обнадеживать.
– Да? – сказал Дмитрий, снимая трубку на пятом звонке.
– Попросите старшего следователя Самарина. Не она! В первую секунду Дмитрий испытал невероятное облегчение – это оказалась не Таня. А в следующую он забыл о ее существовании. Потому что на его «Самарин у телефона» он услышал:
– Сегодня в пятнадцать двадцать на станции Школьная был задержан человек, приметы которого совпадают с оперативкой на убийцу из электрички. В настоящее время его транспортируют в Ладожское отделение. Вы ведете это дело?
