Когда молодчики подошли ближе, я увидел, что они вооружены. Я даже разглядел рукояти их тростей-шпаг: оловянная пёсья голова и деревянный птичий клюв.
– Так-так-так, – процедил тот, что коренастее, останавливаясь на тропинке прямо передо мной. – Ты погляди-ка, Рыжий, кто к нам заявился – не иначе как очередной любитель жижи.
Его спутник, рыжеволосый малый, дурковато захихикал.
Времени у меня оставалось немного.
– Лопни моя селезёнка, если это не тик-такер из дымоплюя. – Коренастый парень ухмыльнулся. – Карманы набиты, ажно топорщатся. Тащит бумажки-промокашки, а может, и цацки какие.
Рыжий перестал хихикать и спросил:
– Думаешь, есть у него чем нас угостить, а, Нэд?
– Дык у него и поспрашаем, – голос Нэда был ласковым, но в нём таилась угроза. И тут оба они обнажили шпаги, и лезвия сверкнули в тусклом свете дня. – Выворачивай-ка карманы, тик-такер! – велел Нэд.
Я невозмутимо смотрел на них. Драки я не хотел, но, похоже, они не оставляли мне выбора.
– Кончайте цирк, чернильные бороды, – посоветовал я. – Я спрячу свой вертел, а вы – свои. И разойдёмся.
Нэд мрачно хмыкнул.
– Слыхал, Рыжий? Цирк он не любит. – Лицо его ожесточилось. – А мы повеселимся, сопляк!
Внезапно оба, как один, синхронно, сделали выпад. Кончики их шпаг нацелились прямо мне в грудь. Лязг-лязг – это я отразил оба удара, резко отступил, чтобы противники потеряли равновесие, и бросился атаковать сам.
Рыжий даже понять не успел, что я заполучил преимущество, а, когда спохватился, было уже слишком поздно – я проткнул ему рукав дождевика, показалась кровь. Взвыв от боли, Рыжий повалился на землю. Что ж, с Нэдом так легко расправиться не выйдет. Нэд твёрд, как подкова, – суровая жизнь его закалила. К тому же он неплохо владел шпагой. И потому уже в следующий миг сделал новый выпад.
Это был свирепый, однако безрассудный удар. Я довольно легко его отразил, но всё же Нэд успел зацепить мне руку, как раз то место, где ещё не зажил ожог, – боль оказалась пронзительной. Видя, что я содрогнулся, Нэд испустил торжествующий клич и кинулся в жестокую атаку, нанося удар за ударом. Я подозревал, что именно так Нэд обычно и выигрывал все драки – он сразу заставлял противника почувствовать себя слабым и нерасторопным и, тем самым, подчинял.
Но со мной такой трюк не сработает.
Я отражал его размашистые удары – три, четыре, пять – при этом во время поединка я старался заставить Нэда шаг за шагом отступать назад. Мне не хотелось ранить его, но проучить этого задиру с Восточного берега было непременно нужно. За спиной у меня всё ещё верещал Рыжий. Если бы вы услышали его визги, то, честное слово, подумали бы, что руку я ему отрубил, а не слегка поцарапал. И вот Нэд оказался как раз там, куда я и хотел его загнать.
– Ааа! – завопил он мгновение спустя, когда его левая нога повисла над пустотой.
Он исступлённо замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Я шагнул вперёд и кончиком шпаги легонько дотронулся до вышитой на его жилете веточки. И тогда Нэд полетел вниз с пирса и шлёпнулся прямиком в мутную жижу. Хлюп. Я вложил шпагу в трость и, глядя вниз, на распластавшегося в грязи Нэда, коснулся полей цилиндра – в знак окончания поединка.
– Засим позвольте пожелать вам хорошего дня, достопочтенный любитель жижи! – сказал я на прощание.
Нэд отчаянно барахтался в грязи, пытаясь дотянуться до своей шпаги. Рыжий, зажимая рану и ни на минуту не переставая скулить, спрыгнул вниз, чтобы помочь дружку.
– Я тебя достану, тик-такер! – закричал Нэд мне вслед, грозя измазанным кулаком. – Попомни мои слова! Меня зовут Нэд Сильвер! А Нэд Сильвер, клянусь тебе, ничего не забывает!
Я вернулся с пирса на тропинку и продолжил свой путь вдоль реки в поисках Рыжего Тома Керрика. Через несколько минут я обнаружил его жилище. Именно тогда я мгновенно сообразил, отчего слова «Сьюзи» и «Ли» в четвёртом адресе были написаны вверх ногами: Рыжий Том Керрик жил в перевёрнутой лодке!
Погнутый, с облупившейся краской, деревянный корпус судна был изъеден червями насквозь. В носовую часть по левому борту врезали оконце, в котором не было стекла, – к раме по периметру прибили раскрытый старый зонт. Хоть какая-то защита от непогоды. Дверь, маленькая и перекошенная, располагалась на корме.
Я постучал.
Внутри раздался звон посуды, дверь заскрипела и отворилась. На пороге стоял мужчина, краснолицый, голубоглазый и с такими рыжими волосами, каких я прежде не видел никогда.
– Это для вас, – сказал я и протянул ему конверт, пытаясь через плечо хозяина рассмотреть убранство лодки.
Тот вслух прочёл надпись на конверте:
– «Рыжему Тому Керрику». Батюшки, это ж мне. А ты кто такой?
– Барнаби Граймс, – представился я. – Тик-такер. Работаю на мистера Кадуоллэдера.
– О, доктор Кадуоллэдер, да храни его Господь! – воскликнул Рыжий Том Керрик. – Этот человек творит чудеса, верно тебе говорю. Я ведь теперь почти здоров… Шутка ли, и месяца не прошло с тех пор, как я был прикован к постели – артрит, будь он неладен, я уж думал, никогда больше ходить не смогу… А теперь погляди-ка…
Он вскинул руки в воздух и сплясал, заставив меня улыбнуться. Разумеется, ничего удивительного не было в том, что у Рыжего Тома Керрика болели суставы – ведь жил он в нечеловеческих условиях. Пол не настелен – на сырой утоптанной грязи гниют солома и газеты. Непонятно было, как хозяин отапливал свою «Сьюзи Ли» – судя по всему, никак. Пищей, очевидно, служило то, что выбросит река. Чудо здесь я видел только одно – что бедолага до сих не преставился.
– Спасибо тебе, Барнаби Граймс, – сказал мне на прощание Рыжий Том Керрик. – И передай доброму доктору, что я приду сегодня вечером! На последний укол! – Он радостно улыбнулся. – Чтобы совсем излечиться!
«Да они его боготворят, этого доктора Кадуоллэдера», – так думал я, останавливаясь у пятого пункта назначения. Это была убогая ночлежка возле кожевенных рядов. Скоби Ратбон – худой мужчина с затравленным взглядом тёмных глаз – открыл дверь и просиял, когда узнал, от кого ему принесли конверт. И вновь я услышал историю о чудотворной настойке и волшебном исцелении – на этот раз от старого, точно до костей прокопчённого, бывшего кочегара, который до встречи с доктором был так слаб здоровьем, как только могут быть слабы люди его профессии.
Одинокий, потерявший силы, а следом и работу, Скоби Ратбон столкнулся с доктором возле магазина париков. Отчаявшийся Ратбон дошёл до того, что решил продать свои волосы, чтобы заплатить за комнату в ночлежке. Бывший кочегар сильно кашлял, и, как и в случае со стариком Бенджамином, это привлекло внимание доктора. Без лишних церемоний мистер Кадуоллэдер вручил Скоби Ратбону бутылочку с настойкой.
«Есть ли предел человеколюбию доктора?» – изумлялся я.
Последняя инъекция, и – о чудо! – все пациенты будут исцелены. Они заживут новой счастливой жизнью, а в качестве вознаграждения доктор получит от них только сердечную благодарность. Всё это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
